— Совершенствуй, сын мой, свое искусство, чтобы превзойти Исхака Мосульского в игре на лютне.
А ар-Рашид забыл о нем. Наконец мальчику исполнилось пятнадцать лет, и он достиг совершеннолетия, а красота его блистала ярче солнца. Вместе с Мухаммедом аль-Амином и аль-Мутасимом он выезжал верхом на дворцовый мейдан, играл с ними в чоуган и всегда выигрывал, так как был сильнее и опытнее их.
В то время для ар-Рашида выстроили новый дворец с садом и беседкой, убрали его и привели в порядок. Ар-Рашид вошел во дворец и сел на айване, а вокруг него выстроились придворные. Как раз в это время Мухаммед аль-Мауджуд и сыновья ар-Рашида играли в чоуган на дворцовом мейдане. Мухаммед аль-Мауджуд ударил чоуганом по мячу, тот взлетел высоко в небо. А мейдан находился как раз за новым дворцом. Мяч упал прямо на крышу над айваном, покатился, ударился о купол и упал вниз.
Ар-Рашиду показалось, что крыша над айваном обрушилась, и он воскликнул:
— О Боже! — а мяч все катился.
— Что это упало? — спросил он.
Слуги посмотрели и увидели мяч. Ар-Рашид был вне себя от гнева и закричал:
— А ну, Масрур, беги на мейдан, посмотри, кто там! Если там кто-нибудь из дворцовых рабов, то ударь его мечом. А если это кто-нибудь из моих детей, то разрешаю тебе поступить по своему усмотрению. Ну, поторапливайся!
Масрур встал и побежал к двери, которая выходила к мейдану, раскрыл ее настежь, вышел на мейдан и увидел играющих в чоуган.
— Горе вам! Что здесь творится? — закричал он. — Разве так играют в чоуган? Ваш мяч угодил к нам на крышу и упал прямо перед нашим повелителем, и он сильно разгневался. Признавайтесь, чей это был удар.
— О Мухаммед, что мы ответим? — спросил Мауджуда. — Ведь мяч угодил в крышу нового дворца.
— А ну, сейчас же говорите, кто ударил чоуганом по мячу! — настаивал Масрур.
— Это ударил мой брат Мухаммед, — ответил аль-Амин. — Упрекай его за этот поступок.
— Горе тебе! — воскликнул Масрур. — Ведь ты пустил мяч прямо к ногам нашего повелителя. Ах ты собака!
Мухаммед Мауджуд подъехал к нему и закричал:
— Да, я пустил мяч! Ах, собака, ах, цирюльник[35]! Ты что? Угрожать мне?
— Кто ты? — спросил Масрур.
— Я тебе покажу, кто я!
С этими словами Мухаммед аль-Мауджуд поднял клюшку и ударил Масрура по голове и рассек ее, и кровь потекла по его платью. Увидев кровь, Масрур закричал:
— Горе тебе! — и побежал к воротам дворца. Мухаммед пустился вдогонку за ним на коне. Масрур убежал к повелителю правоверных Харуну ар-Рашиду и остановился, рыдая за занавесом. Надо сказать, что на свете не было ничего более жалобного, чем его плач. Он рыдал и повторял:
— Ну что тут хорошего? Как же я пойду к ар-Рашиду с раскроенным черепом!
Он всхлипывал и сморкался до тех пор, пока ар-Рашид не спросил его:
— Что у тебя на душе? Нет ничего жалобнее твоего плача. Скажи мне, что с тобой.
Масрур вышел к ар-Рашиду. Увидев на его платье кровь, ар-Рашид спросил:
— Кто это тебя так?
— Меня ударил твой сын.
— Мухаммед аль-Амин? — спросил Рашид.
— Нет, клянусь Аллахом!
— Аль-Мутасим[36]?
— Нет, клянусь Аллахом, о повелитель правоверных.
— Может быть, тебя ударил аль-Мамун?
— Нет, клянусь Аллахом!
— Горе тебе! — воскликнул Рашид. — Отвечай, есть ли у меня сын, кроме названных мной?
— Конечно, — ответил Масрур. — Тот красавчик!
— О Джафар, — обратился Рашид к везиру, — кто такой Красавчик? Объясни мне.
— О господин наш, ответил Джафар, — разве тебе непонятны слова Масрура?
— Пойди позови его! — приказал Рашид.
— Клянусь Аллахом, я не выйду к нему! — закричал Масрур.
— О Джафар, — проговорил Рашид, — выйди, во имя Аллаха, и посмотри, кто это ударил Масрура. Вот мой перстень, возьми его и приведи этого человека ко мне.
— О господин наш, — ответил Джафар, — пусть лучше Масрур приведет его.
— Правильно, — воскликнул ар-Рашид. — А ну, приведи его! Клянусь моим дедом, его приведешь ты, собака, и никто другой? Ты убежал от мальчика? А ну, поторапливайся, приведи его скорей!
Масрур побежал, а сыновья Рашида все еще были на мейдане. Мухаммед увидел его и закричал:
— Эй, негр, ты опять вернулся?
И он направил к нему коня. А Масрур встретил его словами:
— Вот перстень нашего господина — повелителя правоверных. Он вызывает тебя к себе.
Масрур бросил в него перстнем и убежал, а перстень упал под ноги коню. Мухаммед аль-Мауджуд спешился, взял перстень, поцеловал его и поехал прямо к дворцовым воротам. Там он сошел с коня и вошел во дворец повелителя правоверных. Масрур же обнажил свой меч и спрятался в комнате рядом с айваном.
— О господин наш! — воскликнул он. — Вот он пришел.
Ар-Рашид рассмеялся, откинувшись на подушки, и посмотрел на дверь. Вошел Мухаммед аль-Мауджуд в куртке из ткани, шитой золотом, с златотканым поясом, и шапка на голове у него была парчовая, а вокруг шапки был обмотан платок из белого иракского касаба. Он блистал ярче восходящего солнца. Увидев его, ар-Рашид воскликнул:
— Нет бога, кроме всеславного Аллаха, который сотворил и изваял тебя. Кто же ты?
Мухаммед поцеловал перед ар-Рашидом землю, приветствовал его и оказал ему почести, подобающие халифу.
— Алейкум салам, — ответил халиф, — да благословит тебя Аллах и да помилует. Кто ты, о юноша?
— Я — твой сын, о повелитель правоверных, — ответил Мухаммед, — да дарует Аллах тебе долголетие на благо мусульманам.
— Чей ты?
— О господин, моя мать — госпожа Зубейда.
— Я никогда не видел тебя, — проговорил ар-Рашид.
А Масрур меж тем про себя бормотал, что он, мол, уже рассказывал об этом ар-Рашиду, но вслух не говорил ничего.
Тогда ар-Рашид громко крикнул Масрура, потому что тот все еще стоял в соседней комнате.
— Подойди ко мне! — позвал он Мухаммеда. Тот подошел и поцеловал руку халифа и по велению ар-Рашида сел.
— Так Зубейда — твоя мать? — спросил он.
— Да, о повелитель правоверных.
— О брат, — обратился ар-Рашид к везиру, — я не успокоюсь, пока не разузнаю, в чем тут дело.
Ар-Рашид встал и вместе с Джафаром вошел в покои Зубейды и сел, а перед ним сел его везир Джафар.
— Позови-ка свою госпожу, — приказал он одному слуге.
Слуга доложил Зубейде о приходе ар-Рашида, и она тут же вышла и села за завесой.
— О дочь моего дяди, — обратился ар-Рашид к жене, — это твой сын?
— Да, о повелитель правоверных.
— От кого же он?
— О господин, от везира Джафара.
Джафар затрясся от страха, побледнел и воскликнул:
— О госпожа, что за шутки в таком высоком месте? Ради Аллаха, не нужно шутить, а то у меня кровь стынет в жилах!
— Я говорю только правду, — промолвила Зубейда.
— Смилуйся, о госпожа! — взмолился Джафар, а она только засмеялась в ответ.
— Здесь не до смеха, — проговорил ар-Рашид.
— О повелитель правоверных, — спросила Зубейда, — разве ты забыл этого мальчика?
Она вытащила письмо и протянула ар-Рашиду. Тот взял, прочитал и воскликнул:
— Клянусь Аллахом, теперь вспомнил.
Он протянул письмо Джафару, тот также прочитал его и воскликнул:
— Да, клянусь Аллахом, это же найденный мальчик!
— С чем ты пожаловал ко мне? — спросила Зубейда ар-Рашида.
— О госпожа моя, — ответил ар-Рашид, — «пока привезут из Ирака лекарство, больной умрет»[37]. Клянусь Аллахом, я не смогу прийти в себя раньше чем через месяц.
После паузы он спросил:
— О дочь моего дяди, чему ты научила его?
35
Цирюльник — в устах знатного человека это слово носило бранный характер, т. к. люди знатного происхождения не занимались никаким ремеслом.