— Насколько я вижу, тебя вообще ни во что не надо заворачивать, — заметил Пол, окидывая удивленным и одновременно одобрительным взглядом небольшую округлую фигурку. Он впервые видел Мирабел почти раздетой и отдал должное женщине, которая ела масло. Она вовсе не была толстой, просто у нее все оказалось на месте. И она не выглядела, как тощая заморенная кошка.
— Что? — недоуменно воскликнула Мирабел, а потом, сообразив, фыркнула и расхохоталась.
— Вот так гораздо лучше, — заметил Пол.
— Прости, — извинилась Мирабел, — я не должна была все вымещать на тебе, но упрямый старик скоро доведет меня до белого каления. У меня такое ощущение, словно я принадлежу ему. Он следит за каждой ложкой, которую я отправляю в рот, за каждым моим движением! Я твержу, что постоянное напряжение, в котором он меня держит, вредит ребенку, но, похоже, он просто не может остановиться!
Пол потер шею.
— Эх, надо было мне раньше сообразить, что он начнет вытворять, стоит ему заполучить тебя сюда.
— Теперь уже слишком поздно, — вздохнула Мирабел.
Она подхватила полотенце, наскоро вытерла лицо и, вынув резинку из волос, принялась сушить их.
— Но сегодня я ему сказала, что, если он не заткнется, я уезжаю домой. — Мирабел отбросила полотенце и завернулась в махровый халат.
— И что Сам ответил? — сочувственно улыбнулся Пол.
— Стал напирать на то, что по контракту деньги мне будут выплачиваться только в том случае, если я останусь здесь до рождения ребенка. — Мирабел направилась к дому, и Пол поплелся за ней. — А я ответила, что мне его грязные деньги не нужны и никогда не были нужны, и тогда он заявил…
Войдя в кухню, она открыла духовку, и повсюду распространился такой восхитительный аромат, что Пол едва не лишился чувств прямо на месте.
— Ты можешь представить, чтобы нормальный человек сказал нечто подобное? — говорила Мирабел, когда Пол пришел в себя. Она уже проверила готовящееся блюдо, закрыла духовку и протягивала руку, чтобы установить нужную температуру.
— Я готов поверить во что угодно. Что у нас там в духовке?
— Что? Ах, это! Ветчина по-вирджински.
— Это не просто ветчина. Это ветчина с амброзией или еще не знаю с чем.
— С персиками. Нет, правда, ты что, раньше никогда такого не ел?
— Ты же сама видела, какие повара у деда. Мне всю жизнь приходится есть на редкость скверную пищу.
— Но ты же ходишь по ресторанам.
— Это совсем другое дело. А что у нас еще на ужин?
— Ничего не получишь, пока я не переоденусь. И ничего не трогай, пока я не приду, хорошо? Кстати, я переоделась в комнате наверху — похоже, это спальня для гостей. Ты не против?
— Нет, конечно. Налить тебе что-нибудь выпить?
Мирабел бросила на него через плечо благодарный взгляд:
— Спасибо. Мне бы не помешал бокал вина.
Пол живо представил себе, какую мину скорчил бы его дед, узнав, что мать будущего наследника рода де Шателле-Норландов пьет вино.
Пару часов спустя они сидели за столом после самого восхитительного домашнего обеда, какой Полу доводилось есть за всю жизнь. Мирабел казалась сонной и расслабленной, все следы раздражения исчезли с ее лица. Пол понимал, что она имела в виду, говоря, как ее угнетает опека Самого.
Ему ведь и самому сильно досталось, ибо страсть деда к опеке над «последним отпрыском славного рода» изрядно попортила ему кровь, пока в девятнадцать лет Пол не уехал в колледж. Когда он рассказывал об этом Мирабел, та немало посмеялась. Но на самом деле жизнь Пола в детстве и подростковом возрасте была сущим адом, и, казалось, Мирабел понимала это — может быть, даже лучше, чем его мать.
— И что же делал телохранитель, когда ты был в кемпинге и шел купаться?
— Сидел у края воды и не спускал с меня глаз. Если я заплывал слишком далеко, он сигналил мне, чтобы я возвращался.
Мирабел в сочувственном ужасе закатила глаза:
— А где он спал? На пороге твоей комнаты, как какой-нибудь раб-арапчонок?
— Ну нет, — покачал головой Пол. — У него была койка прямо в комнате. Нас было четверо — телохранитель, двое других ребят и я.
У Мирабел даже рот приоткрылся от изумления:
— Тебе, наверное, все это было невыносимо!
Еще бы! Теперь Пол уже нечасто думал об этом, но вдруг вспомнил все унижения в летнем лагере — год за годом. Там ведь все веселье начиналось после отбоя, ребята постоянно устраивали какие-нибудь эскапады, подшучивая над соседями, но только не в комнате Пола.
— Да, довольно противно, — ответил он.
— Неудивительно, что ты взбунтовался и стал автогонщиком.