— У нашего бассейна посторонние, — коротко сообщила Мирабел. И тут ей пришло в голову, что, пожалуй, она привыкла к благосостоянию гораздо больше, чем сама осознавала.
— Мы делаем все, что в наших силах, — беспомощно отозвался охранник. — Это, наверное, журналисты, вряд ли они опасны. Зато тут в толпе болтаются любители сенсаций, а вот уж они непредсказуемы. Если сможете, уходите в дом, миссис Норланд, а я постараюсь прислать к вам своих людей немедленно.
Мирабел набрала номер лаборатории.
— Марти, — сказала она. — Пол на месте?
— Какие-то проблемы? — Пол тут же подошел к телефону.
— Во всем поместье полно репортеров. Я должна с ними разговаривать или нет?
— А куда смотрит охрана? — спросил Пол.
— По-моему, охрана не справляется.
— Черт. Я должен был это предвидеть. Ладно, задержи их на время. Угости напитками или кофе и скажи, что я буду минут через пять.
Спустя четыре минуты Пол широким шагом уже шел через кусты, и Мирабел сообразила, что он, видимо, позаимствовал машину у Марти. Лаборатория находилась в двадцати минутах ходьбы, и Пол никогда не ездил туда на автомобиле.
Он обнаружил, что Мирабел невозмутимо держит оборону на кухне, беседуя о самых общих вещах и расставляя кофейные чашки. У двери, преграждая путь в основную часть дома, стояли двое охранников, а к месту событий уже подтянулся еще с десяток журналистов.
— Как вам известно, вчера Полу исполнилось тридцать, и на праздновании дня рождения он сделал заявление. Большинство гостей были его ближайшими друзьями, — говорила Мирабел, когда вошел Пол.
Он закусил губу. Утром ему довелось прослушать кое-какие новости, и сейчас он видел, что Мирабел цитирует их практически слово в слово.
— А вот и я, — заявил он о своем присутствии. Журналисты все как один повернулись, повскакали с мест и бросились к нему. Пол спокойно подошел к Мирабел, встал рядом и, ласково чмокнув ее в щеку, обнял за талию.
— Вы что, ребята, запугиваете мою жену? — бодро спросил он.
— Нет, нет! Ничего подобного! — отозвался хор виноватых голосов.
Репортеры тут же забросали Пола вопросами, и Мирабел воспользовалась моментом, чтобы улизнуть и одеться. Когда она вернулась в кухню, там никого уже не было, включая и охранников. Слегка удивленная скоростью, с которой Полу удалось отделаться от пишущей и снимающей братии, она вышла из дома, и тут загадка сразу разрешилась.
Пол вовсе не избавился от журналистов. Все собрались за оградой на стоянке, сгрудившись вокруг необычного вида машины. Щелкали фотоаппараты, жужжали телекамеры, Пол что-то говорил, и репортеры слушали его, как завороженные.
Одолеваемая любопытством, Мирабел направилась к Полу и внимательно вгляделась в автомобиль, который снимали журналисты. Если кто-то собрался выиграть на такой машине, то она вообще ничего не понимает в гонках.
— Это наша первая полностью работающая модель, — объяснял Пол.
— И как давно вы ее разрабатываете? — поинтересовался кто-то, когда Пол замолчал.
— Идея зародилась, когда я учился в университете, — ответил Пол. — И еще до его окончания я создал исследовательскую группу.
— Черт, так это ж семь лет назад! — изумленно ахнул репортер. — И вы занимались этим все время, пока выступали в гонках?
— Совершенно верно.
— Этот последний прорыв и послужил причиной вашего ухода из команды?
Пол улыбнулся, глядя на Мирабел:
— Это было одной из причин.
13
— Проходите прямо к нему, Пол, — нервно сказала Этел. — Он о вас уже спрашивал.
Пол спокойно поздоровался с личной секретаршей деда и прошел в кабинет.
— Что все это значит, черт побери? — в ярости завопил Арчибалд, размахивая листком бумаги. Его физиономия побагровела, а брови сошлись на переносице, как мохнатые гусеницы в рукопашном бою.
Пол закрыл за собой дверь.
— Доброе утро, дед, — жизнерадостно поздоровался он. — Я вижу, ты получил письмо моего адвоката.
— Твоего адвоката! С каких это пор «Прескотт, Прескотт и Льюкк» стали твоими адвокатами?
— С тех пор как у Эйба возникли проблемы с…
— И что это означает, черт возьми? — продолжал бушевать Сам. Подняв бумагу, он яростно потряс ею в воздухе.
— Почему ты не попросил Эйба объяснить, если сам не понял? — Пол с ленивой грацией пересек кабинет и опустился в кресло. — Это означает ровно то, что там написано: тебе дается тридцать дней на то, чтобы перевести состояние моего отца на мое имя. Если нет, я начну против тебя судебное преследование.