— По-моему, оба, — огрызнулся Джимми.
— Ты считаешь себя мужчиной! — окреп голос Лиз. — Так посмотри мне в глаза и посмей повторить, что ты меня не видишь!
— Но-но… Но я не вижу тебя, — залепетал несчастный жених.
— Если бы я украл кольцо, — произнес Джеральд, безмятежно уставившись на синее небо, — я бы сидел тихонько дома, а не выставлял бы себя напоказ у задней двери почтенной школы!
— Про нее не скажешь, чтобы она выставляла себя напоказ, — пробормотал Джимми. — Отлично работает эта побрякушка!
— Ничего я крал! — рявкнул жених. — А ну, отпусти меня. Считай, что я ослеп. Отпусти, слыхала?
Внезапно его рука, нелепо висевшая в воздухе, упала, и он отлетел к колодцу. Лиз «отпустила» его. Она попыталась прорваться мимо ребят, орудуя невидимыми локтями, но Джеральд успел одной рукой поймать ее за руку, другой нащупал ее ухо и шепнул: «Стойте тихо и молчите. Один только звук — и я пошлю за полицией».
У Лиз были все основания опасаться, что он именно так и поступит, а потому она покорно остановилась, замолчала и вела себя так тихо, как только может вести себя невидимка — если, конечно, не считать сопения, которое она имела обыкновение испускать, когда была раздражена или напугана.
Молодой человек в костюме горчичного цвета восстановил равновесие и снова уставился на детей — против всякого вероятия, глаза его сумели еще чуть-чуть округлиться.
— Что происходит? — прошептал он. — Что происходит? Объясните же мне наконец, что происходит?
— Если вы не знаете, то, боюсь, что мы вам ничего не сможем объяснить, — безукоризненно ответил Джеральд.
— Я говорил что-то странное? — спросил молодой человек упавшим голосом, снимая с головы шляпу и заглядывая в нее.
— Да уж, пожалуй, — отрезала Мейбл.
— Надеюсь, я не сказал вам чего-нибудь грубого, мисс, — обеспокоился он.
— Нет-нет, — заверила его Кэтлин. — Вы сказали только, что ваша невеста держит вас за руку, но вы ее не видите.
— Я и вправду ее не вижу.
— Мы тоже ее не видим, — подтвердила Мейбл.
— Неужели мне все это приснилось? И я приперся сюда и выставил себя на потеху, словно осел на ярмарке?
— Вам лучше знать, — мягко ответил Джеральд.
— Но, — бедняга в горчичном костюме уже почти визжал, — неужели вы хотите сказать…
— Я ничего не стану вам говорить, — ответил Джеральд, по-прежнему ухитряясь не погрешить против истины. — Я могу только дать вам совет. Отправляйтесь домой, прилягте и отдохните немного — а на голову вам лучше всего было бы положить мокрую тряпку. Завтра все пройдет.
— Но я…
— С кем угодно может такое случиться, — добавила Мейбл. — Сегодня очень жарко, знаете ли.
— По-моему, у меня уже все прошло, — сказал он. — Но… Во всяком случае, я извиняюсь, вот и все, что я могу сказать. Со мной никогда ничего подобного не было, уж поверьте, мисс. Ничего такого за мной не водится — вы не подумайте чего плохого. Я мог бы поклясться, что Лиз… Разве Лиз не ушла, чтобы со мной повстречаться?
— Лиз дома, — ответила Мейбл, — и сегодня ни с кем встречаться не будет.
— Хорошо, хорошо, только не говорите ей, что я выставил себя таким дураком, пожалуйста, не говорите ей, мисс. Это настроит ее против меня, если она решит, что у меня бывают какие-то приступы, а у меня никогда ничего подобного не бывало, отродясь не бывало, мисс.
— Мы ничего не скажем о вас Лиз.
— И вы извините меня за грубость?
— Ну конечно! Мы же знаем, что вы ни в чем не виноваты, — утешила его Кэтлин. — Вам надо пойти домой и отдохнуть. Все будет в порядке. Всего доброго.
— Приятного вам дня, мисс, — медленно произнес он. — Я так и чувствую, как ее пальцы ухватили меня за руку. А моему боссу, начальнику то есть, вы не скажете? Знаете ли, когда у человека припадки, это может повредить ему на любой работе.
— Нет, нет, все будет в порядке. До свидания! — произнесли дети хором. Он медленно удалился, осторожно обогнув колодец, после чего воцарилось молчание, вскоре, однако, нарушенное воплями Лиз.
— Сдайте меня полиции! — стонала она. — Посадите меня в тюрьму! Сердце мое разбито!
Плюх! — и здоровенная капля растеклась по камню дверного порога.
— Собирается дождь, — решил Джимми, но то была всего лишь слеза безутешной Лиз.
— Сдайте меня полиции, сдайте меня полиции! — рыдала она (Плюх-кап-Плюх!) — Только не здесь, не в этом городе, где меня все знают, где я считалась уважаемой девушкой (Плюх-кап-плюх!). Я пройду пешком десять миль, и пусть меня заберет чужой полисмен, а не наш Джонсон, ведь он ухаживает за моей кузиной! (Плюх-кап-плюх!). Спасибо, что не сказали Альфу, будто я украла кольцо. Я не украла, не украла, я только одолжила его, ведь у меня сегодня выходной, а жених мой сами видите какой щеголь!
Дети, как завороженные, следили за слезами, которые становились видимыми, едва покинув невидимый нос Лиз. Наконец, Джеральд взял себя в руки и заговорил.
— Поймите же, наконец, что мы вас не видим!
— Он тоже так говорил, — всхлипнула Лиз.
— Вы сами не сможете увидеть себя, — продолжал Джеральд. — Посмотрите на свою руку.
По всей видимости, именно это Лиз и попыталась сделать, потому что в следующую секунду раздался вопль, который вполне мог бы привлечь полисмена, окажись он поблизости, и Лиз бесповоротно впала в истерику. Дети старались, как могли, припоминая все, что они читали в книгах относительно истерик, но вы сами знаете, как трудно помочь горничной, когда она стала невидимкой, да к тому же еще и надела свой лучший наряд. В результате выходная шляпка Лиз оказалась безвозвратно загубленной, а любимое синее платье утратило изрядную долю своей привлекательности. Они попытались жечь перо под носом у Лиз, выбрав для этой цели метелку, которой со шкафов сметали пыль, но внезапно огонь вспыхнул сильнее, вонь резко усилилась и Джеральд едва успел загасить пламя, поняв, что накидка из перьев — гордость Лиз — тоже решила поучаствовать в спасении своей хозяйки.
Это средство оказалось вполне действенным. Лиз очнулась с глубоким вздохом и произнесла: — Не вздумайте жечь мой страусиный палантин — мне уже лучше.
Они помогли ей подняться на ноги, после чего она присела на нижней ступеньке лестницы. Медленно, осторожно и ласково дети объяснили ей, что она и в самом деле стала невидимкой, потому что когда крадешь — или даже одалживаешь — чужое кольцо, то последствия из этого могут выйти самые непредсказуемые.
— Но я же не могу оставаться в таком виде, — простонала Лиз, не обнаружив своего отражения в зеркальце, которое ребята специально принесли ей с кухни. — Неужто я теперь так навсегда и останусь?! Мы же собирались пожениться после Пасхи. Кто же возьмет девушку, еcли ее и разглядеть-то нельзя?
— Это ненадолго, — принялась утешать ее Мейбл. — Это… Это как корь, это скоро пройдет. Наверное, уже завтра все уладится.
— Может быть, даже сегодня ночью, — подхватил Джеральд.
— Мы будем вам помогать, и никому ничего не скажем, — уверила Кэтлин.
— Даже полиции, — зловеще прошипел Джимми.
— А теперь надо приготовить чай для мадемуазель, — решил Джеральд.
— И для нас тоже, — напомнил Джимми.
— Нет, — возразил Джеральд. — Мы будем пить чай на свежем воздухе. Мы устроим пикник и возьмем с собой Лиз. Я пойду и куплю кекс.
— Я не стану есть кекс, мастер Джерри, — заявила Лиз. — Даже и не пытайтесь меня уговаривать, я не допущу, чтобы вы видели насквозь, как это кекс торчит у меня в желудке. Не хватало еще, чтобы я расхаживала по улице, а все могли видеть кекс прямо у меня в середке. Боже мой, Боже мой — и все это только за то, что я на денек одолжила кольцо!
Они заверили ее, что кекс не будет просвечивать, поставили чайник на огонь, поручили Кэтлин отворить мадемуазель дверь (мадемуазель вернулась усталая и отчего-то грустная), дождались Кэтлин и Джеральда со снедью и всей толпой отправились в Ядлинг-Тауэрс.
— Пикник там устраивать не разрешается, — предупредила Мейбл.
— Нас это не касается, — отрезал Джеральд. — Так, Лиз, берите Кэтлин под руку, а я пойду сзади, чтобы ваша тень не бросалась в глаза. Ради Бога, снимите вы эту шапку! Она отбрасывает такую тень, что нас примут за беглецов из сумасшедшего дома!