Они подошли к кустам. Сверкающие листья зашуршали, зашевелились, раздвинулись, и прежде чем девочки успели отшатнуться и завизжать, из кустов, прищурившись от яркого солнца, вышел Джимми. Ветки сомкнулись за его спиной и больше не шевелились. Кроме Джимми, в кустах никого не было.
— Где оно? — вскрикнули девочки.
— А, гуляет там по дорожке, — махнул рукой Джимми. — Что-то подсчитывает в записной книжке. Он говорит, что страсть как богат, и собирается ехать в город к маклерам или брокерам — не понял точно, — в общем, туда, где умные люди меняют бумаги на золото. Вот что — я бы тоже не прочь отправиться к этим брокерам, а вы?
— Меня не интересуют ни бумаги, ни золото, — сурово ответил Джеральд. — С меня достаточно, ясно? Покажи мне, куда он девался. Должны же мы наконец от него избавиться!
— У него и автомобиль есть, — взахлеб рассказывал Джимми, вновь раздвигая теплые полированные листья рододендрона, — и сад с теннисным кортом, и озеро, и карета, и пара лошадей, и еще он ездит в отпуск в Афины, вроде как обычные люди в Маргейт.
— Раз так, — осенило Джеральда, пока они пробирались сквозь кусты, — то надо сказать ему, что самый короткий путь к воротам — это снова пройти через коридор гостиницы. А как только он войдет в этот коридор, мы подтолкнем его сзади, выскочим и захлопнем дверь.
— Он умрет с голоду, — вступилась Кэтлин. — Если, конечно, он по-настоящему настоящий.
— Я думаю, это продлится недолго — я имею в виду, колдовство этого кольца. И вообще, я больше ничего предложить не могу.
— Он страшно богат, — заливался Джимми, продираясь сквозь заросли. — Сейчас он строит общественную библиотеку в тех местах, где живет, и один художник уже рисует его портрет, чтобы повесить там в главном зале — он говорит, что людям такое нравится.
Они наконец прорвались сквозь заросли рододендрона и выбрались на ровную, поросшую травой тропинку, замкнутую высокими соснами и другими, менее привычными породами хвойных деревьев.
— Он там, за углом, — махнул рукой Джимми, — Он прямо-таки купается в деньгах, так и сказал! Не знает, куда их девать. Он построил конюшню и устроил фонтан с питьевой водой, а сверху поставило свой бюст. Чего бы ему еще не устроить бассейн прямо у себя возле кровати? Проснулся утром — хлоп! — и уже плывешь. Вот бы мне такое богатство — уж я бы.
— Вполне разумное желание, — согласился Джеральд. — Мы бы могли и раньше пожелать себе что-нибудь в этом роде. Ой, нет! — завопил он, но было уже поздно. На их глазах, в лесной тишине, нарушаемой лишь их собственным взволнованным дыханием, на темно-зеленой, покрытой тенью сосен траве, Джимми получил то, чего хотел. Почти мгновенно — хотя перед ними и прошли все стадии этого превращения — Джимми превратился в богача. Ужас охватил детей: они видели, что происходит с Джимми, но не понимали, как это происходит и, главное, не могли этому помешать. Они видели только, как Джимми, малыш Джимми, с которым они играли и устраивали всяческие проделки, ссорились и мирились, — их маленький Джимми мгновенно и уродливо стареет. Все свершилось за несколько мгновений, но они успели увидеть, как он становится юношей, потом молодым человеком, еще потом человеком лет сорока, и наконец — о, как страшна, как безнадежна была эта окончательность! — солидным пожилым джентльменом, добротно, но абсолютно безвкусно одетым. Пожилой джентльмен взглянул на них поверх очков и попросил указать ему дорогу к железнодорожной станции. Если бы они не видели своими глазами, как произошла эта перемена, то и не догадались бы, что этот полнотелый, преуспевающий пожилой джентльмен в цилиндре и старомодном пальто, в нарядной, натянувшейся на животе жилетке, украшенной огромным красным брелоком, когда-то был Джимми. Но они видели все своими глазами и знали страшную истину.
— Джимми, Джимми, не надо! — зарыдала Мейбл.
— О черт! — не утерпев, произнес Джеральд, после чего Кэтлин тоже разрыдалась.
— Не вижу причин плакать, малышка! — приветливо произнес Тот-Кто-Прежде-Был-Джимми. — А вы, молодой человек, можете вы как следует ответить, когда вас спрашивают?!
— Он нас не узнает! — рыдала Кэтти.
— Кто это вас не узнает? — рассердился Тот-Кто-Прежде-Был-Джимми.
— Т-т-т-ты! — всхлипывала Кэт.
— Несомненно, я не узнаю вас, потому что никогда и не знал! — возразил Тот-Кто. — Но по-моему, это вовсе не повод, чтобы так себя вести.
— Джимми, Джимми, Джимми! — горестно причитала Кэт.
— Он не узнает нас, — подтвердил Джеральд. — Разве только… Послушай, Джимми, ты, часом, не прикидываешься, а? Потому что, если ты прикидываешься, я тебя так вздую…
— Меня зовут мистер… — Тот-Кто-Прежде-Был-Джимми совершенно отчетливо произнес общую для Джимми, Джеральда и Кэтлин фамилию, но поскольку мне не велено ее разглашать, а «Тот-Кто-Прежде и так далее» кажется мне уж очень длинным, я предлагаю называть пожилого толстого джентльмена, в которого превратился пожелавший стать богачом Джимми, просто «Тот».
— Что же нам теперь делать! — в ужасе прошептала Мейбл. Вслух же она сказала: — О, мистер Джеймс (простите, я забыла вашу фамилию), мистер Джеймс, пожалуйста, дайте мне это кольцо (ведь роковое кольцо по-прежнему оставалась на пальце у Джимми).
— Ни в коем случае, — отрезал Тот. — Вот ведь наглая девочка!
— Что же вы собираетесь делать? — тусклым, безнадежным голосом спросил Джеральд.
— Мне льстит ваш интерес! — фыркнул Тот. — Вы укажете мне наконец дорогу к ближайшей железнодорожной станции или нет?!
— Нет, — ответил Джеральд. — Ни в коем случае.
— Очень хорошо, — вежливо продолжал Тот, хотя было видно, что он сильно злится. — Тогда, может быть, вы будете так добры и покажете мне дорогу к ближайшему сумасшедшему дому?
— Ой, нет! — вскрикнула Кэтлин. — Ты же вовсе не сумасшедший!
— Очень может быть. Но вот вам врачи очень пригодились бы, — проревел Тот. — Если вы не сумасшедшие, то уж точно слабоумные. Всего доброго! Тот джентльмен, что гуляет там, впереди, больше похож на разумного человека. Кстати, я, кажется, его знаю.
В самом деле, во время этого разговора к ним приблизился какой-то джентльмен. Это был никто иной, как достопочтенный.
— Неужели ты не помнишь нас, Джимми?! — в отчаянии завопила Кэт. — Не помнишь меня, Кэтти, твою Кэтти, Кошечку Кэт? Джимми, ой, Джимми, милый, брось дурачиться!
— Послушай, девочка, — Тот снова сердито глянул на нее поверх очков. — Мне очень жаль, что вы все трое так дурно воспитаны, — С этими словами он отвернулся и на негнущихся ногах направился навстречу Головастику. Оба вежливо приподняли шляпы, обменялись парой слов и пошли бок о бок по зеленой лесной тропинке, а за ними следовали испуганные, озадаченные и почти отчаявшиеся дети.
— Он загадал быть богатым, стало быть, теперь он богат, это уж точно, — вздохнул Джеральд. — Теперь у него есть деньги на билет и на все то, что бы он там еще ни захотел.
— А когда колдовство кончится — ведь правда же, оно кончится? — он очнется в какой-нибудь дорогой гостинице, и даже не будет знать, как он туда попал.
— Хотела бы я знать, сколько продержались Головастики, — заметила Мейбл.
— Так, — отозвался Джеральд. — Хорошо, что напомнила. Вы должны собрать плащи и все прочее. Спрячьте их где-нибудь. Завтра все отнесем домой. Если у нас, конечно, будет завтра, — мрачно добавил он.
— Ой, не надо! — попросила Кэтлин, тяжело дыша и явно собираясь разразиться рыданиями. — Ты же не хочешь сказать, что может случиться что-нибудь ужасное в день, когда солнце так весело светит на небе!
— Вот что, — сердито сказал Джеральд. — Я, само собой разумеется, не должен выпускать Джимми из виду. Вы обе вернетесь домой и скажете мадемуазель, что я уехал на поезде с очень почтенным джентльменом. Скажете, что он приходится нам дядюшкой или еще каким-нибудь родственником. В конце концов, он и вправду наш родственник. Потом мадемуазель, конечно, подымет страшный шум, но до этого еще надо дожить.
— Сколько вранья! — вздохнула Кэтлин. — Скоро мы уже и словечка по правде сказать не сможем.
— Не волнуйся, — утешил ее брат. — Это не совсем неправда. Во всей этой проклятой магии, в которую мы влипли, неправда вроде как становится правдой. Это все равно, как если бы тебе приснилось, что ты соврала — ты ведь не была бы в этом виновата.