– Я сама... сама пришла... Я видела, как ты подбросил то письмо! Я глупая была и сразу отцу не рассказала...
И рванулась, отчаянно, не думая об в плен попавших пальцах... Такая не отстанет.
Отбросил от себя как зверя.
– Подумала бы о своей судьбе! – проворчал.
И ушёл. Пошёл. Она вскочила, рванулась. Нога запуталась в одеянии. Упала девчонка. И заревела. И стало от этого рёва на душе ещё гаже. Уж лучше бы догнала... уж лучше бы проткнула своей заколкой... Но, может, у неё ещё остался кто...
Он шёл и почти не думал. Было гадко-гадко. Сегодня умер достойный человек. Хороший воин. Из-за него. А если умрут двое... Что стало с его семьёй? Вроде бы кого-то схватили... И, говорили, у бывшего военачальника не было сыновей... А значит, и позаботится об этой истеричной малявке некому.
Она ревела там же, где и оставил. Отчаянно, надрывно... как будто лезвием по ушам, по животу, по голове... Склонился над ней, протянул руку, спросил:
– Есть где остановиться тебе? Хоть кто-то есть, кто тебя защитит? Я проведу...
И еле увернулся. Острие распороло ему лоб. Острая заколка. Могла бы и голову проткнуть...
Шарахнулся... И удар меча раскроил ему спину... Упал, съёжившись... В последние мгновения нащупал свёрток через одежду, как-то нащупал конец, достал... и сжал напоследок... последнюю частицу сумрачного детства... последнюю частицу мамы...
– Пойдёмте, госпожа, – сказал воин, – Нам надо срочно убираться из этого места.
– А сёстры? А мама? А...
– Не знаю, что с ними будет. Но я не смогу смотреть в глаза вашему отцу потом, если вас сегодня отсюда не уведу. Идёмте, госпожа!
Они шли... уже рассветало, а они ещё шли... Мужчина с прядями седины и совсем ещё юная девица... Она шла с трудом: ноги не привыкли к долгой ходьбе, но прикусывала губу и молчала...
– А, кстати, госпожа! – встрепенулся вдруг её охранник, – Я ж ваши украшения подобрал.
– Моё украшение?
– Да, ваши, – заулыбался, найдя, чем обрадовать подавленную девчонку.
На протянутой ладони воина лежало две заколки. Две одинаковых деревянных заколки, украшенных красными хризантемами. Увидев их, побледнела юная госпожа, вскрикнула и отшатнулась, схватясь за сердце. И вдруг встрепенулась, подхватила полы одеяния, прочь бросилась она...
– Госпожа, куда вы? Вы что? – перепугался мужчина.
Но девушка бежала быстро, подбирая края одеянья. Словно забыв об усталых и сбитых от долгой дороги ногах...
Юуси лежал на том же месте, ещё не найденный людьми. Скрючившись. Лужа крови давно уже высохла. Солнце щедро освещало его лицо, сдвинутые брови. Искалеченную руку, когда-то судорожно сжимавшую материнский подарок. Последнюю память о его матери, заснувшей в поселении варваров.
Тот варвар, у которого Юуси и его мать жили, дерзнул забрать их из умирающей от болезни деревни. Вытащил и выходил. Мать засыпала в его объятиях каждую ночь. И в ту последнюю, когда она не проснулась поутру. Тогда варвар вытащил из её длинных чёрных блестящих волос её любимую заколку и, вздохнув, протянул украшенье её сыну:
«Она сказала, что это подарок твоего отца. Если уйдёшь к своим, то, может быть, сможешь его найти».
Украшение вело его, оберегало... Сияло его душе как нежный свет звёзд и луны, слабо освещавший путь ночному путнику... как последняя материнская улыбка...
Он сжимал заколку так судорожно, что слуге бывшего военачальника пришлось срезать ему часть пальцев, чтобы забрать её... Тот долго протирал её дорогой, радуясь, что госпожа не смотрит. А теперь, упав на колени возле убитого, юная госпожа разрыдалась так отчаянно, что слуге самому захотелось плакать. Дрожащей рукой госпожа вытащила заколки. Перевернула холодное тело и положила одну из заколок ему на грудь. Чуть поколебавшись, положила рядом и вторую. Накрыла их его уцелевшей рукой.
Одна из красных деревянных хризантем, незнакомая, почти облезла от времени. А вторая, знакомая, лишь чуть поблекла. Отец частенько разглядывал её тайком, когда думал, что его никто не видит. А когда дочь застала его за этим занятием, ругался долго и страшно. И, когда поклялась молчать, в обмен на молчанье, признался, что точно такую же когда-то подарил своей первой невесте...
– Госпожа... госпожа... – растерянно твердил воин, – Да что же, вы, госпожа?