Зарево за грядой леса, по ту сторону ручья, поднимающееся над пеленой дыма, теперь освещало всю окрестность. Извилистую полосу тумана оно превратило в золотистый пар. На воде мерцали красные отблески, и красными были камни, выступавшие из ручья. Но на камнях была кровь: легко раненные запятнали их, переходя на другой берег. Мальчик нетерпеливо перебежал по ним через ручей — он шел навстречу зареву. Остановившись на противоположном берегу, мальчик обернулся, чтобы взглянуть на остальных участников похода. Шествие приближалось к ручью. Менее ослабевшие уже подползли к самой воде и погрузили лица в поток. Трое или четверо из них лежали без движения, головы их были скрыты под водой. При виде этого глаза ребенка изумленно расширились. Даже его доверчивое воображение не могло постигнуть столь удивительной живучести. Утолив жажду, эти люди не в силах были ни отползти от воды, ни поднять кверху головы. Они захлебнулись. Позади них на лесных полянках маленький полководец увидел все такое же множество бесформенных фигур, составлявших его мрачное войско. Однако двигались теперь далеко не все. Он ободряюще помахал им панамкой и с улыбкой указал мечом на путеводный огненный столб этого своеобразного Исхода.
Уверившись в преданности своей армии, мальчик вошел в полосу леса, без труда миновал ее при красном свете пламени, перелез через изгородь, перебежал луг, то и дело поворачиваясь, словно играя со своей послушной тенью, и, наконец, приблизился к развалинам горящего дома. Повсюду безлюдье! Несмотря на яркий свет, вокруг не видно ни одного живого существа. Но мальчика это не заботило. Зрелище радовало его, и он, ликуя, пританцовывал, подражая пляшущим языкам пламени. Он стал бегать вокруг, пытаясь собрать топливо для костра, но все, что он находил, оказывалось слишком тяжелым, чтобы бросить это в огонь издалека. А жар костра не позволял подойти к нему на близкое расстояние. Отчаявшись, мальчик швырнул в костер свой меч, — сложил оружие перед превосходящими силами природы. Его военная карьера была окончена.
Когда мальчик повернулся в другую сторону, взгляд его упал на несколько надворных построек, которые были странно знакомы ему, точно он видел их когда-то во сне. Он застыл на месте, с удивлением разглядывая их, как вдруг плантация и окружающий лес завертелись у него перед глазами. Что-то сдвинулось в его ребячьем мирке, и окрестность предстала перед ним под новым углом зрения. В горящем строении он узнал собственный дом!
Какое-то мгновение ребенок стоял неподвижно, ошеломленный этим открытием, а затем, спотыкаясь, побежал вокруг развалин. По другую сторону дома, озаряемое пламенем пожара, лежало тело мертвой женщины. Бледное лицо было запрокинуто кверху, в пальцах разметавшихся рук зажата вырванная с корнем трава, платье разорвано, в спутанных черных волосах запеклись сгустки крови. Большая часть лба была снесена, из рваной раны над виском вывалились мозги — пенистая серая масса, покрытая гроздьями темно-красных пузырьков. Это была работа снаряда!
Ребенок задвигал руками, делая отчаянные, беспомощные жесты. Из горла его один за другим вырвались бессвязные, непередаваемые звуки, нечто среднее между лопотаньем обезьяны и кулдыканьем индюка, — жуткие, нечеловеческие, дикие звуки, язык самого дьявола. Ребенок был глухонемой.