Тренер поворачивается ко мне.
- Возвращайся в отель, Морган. Ты больше ничего не можешь сделать. Я позвоню тебе, когда получу известие от медицинской бригады.
Я качаю головой.
- Я останусь здесь. Он ни за что не бросил бы меня. Он никогда этого не делал.
Слова Зака, сказанные ранее на тренировке, повторяются в моей голове. “Я всегда был рядом с тобой, чувак, а где был ты, когда я нуждался в тебе?”
Заходя в туалет, я опираюсь руками о стойку. Мои мысли выходят из-под контроля, и, несмотря на всю терапию, которую я проходил за эти годы, у меня всегда был Зак, на которого я мог опереться, который поддерживал меня и говорил, что всё будет хорошо. Но теперь этот человек думает, что я подвел его, что я не стою его времени, и знаете что? Исходя из его положения на больничной койке, я бы сказал, что он, вероятно, прав.
- Чёрт! - я сжимаю руку в кулак и бью по диспенсеру для бумажных полотенец снова и снова, пока костяшки моих пальцев не начинают кровоточить, и физическая боль ненадолго отвлекает меня от душевных мук.
Мой телефон снова жужжит, и на этот раз я проверяю его.
Ангел
«Я всё ещё на стадионе с мамой и папой Дженсена, но скоро вернусь в отель. Я молюсь, чтобы с Заком всё было в порядке, и, пожалуйста, детка, дай мне знать, что ты тоже.»
Я кладу телефон в карман, но понимаю, что она не остановится, пока не получит от меня вестей. Прямо сейчас мне просто нужно быть подальше от неё. Она не должна видеть меня таким.
Я
«Попроси их убедиться, что ты нормально доберешься до отеля. Я не знаю, когда вернусь.»
Я убираю телефон в карман и выхожу обратно, чтобы присоединиться к Тренеру.
- Есть какие-нибудь новости? - Дженсен подходит и садится рядом со мной; прошло несколько часов с тех пор, как мы в последний раз видели нейрохирурга, а новостей по-прежнему нет.
- Нет, - отвечаю я, не заинтересованный в разговоре, но я замечаю отсутствие Эми. Мы вообще ничего о ней не слышали и понятия не имеем, где она. Влюблена в Зака? Полная брехня. Если бы что-нибудь случилось с Фелисити, я был бы прикован к её постели.
- Мои родители убедились, что Фелисити нормально вернулась в отель.
Я киваю, наклоняясь лицом к полу и упираясь предплечьями в колени.
- Спасибо.
- Она беспокоится о тебе, чувак; говорит, что почти ничего не слышала о тебе с тех пор, как ты сбежал со стадиона.
- Я беспокоюсь о своём лучшем друге. Она поймет, что я должен уделить ему внимание.
- Да, это понятно, приятель, но, по крайней мере, напиши ей ответ.
- Я, блядь, уже сделал это! - огрызаюсь я. Я почти не вступал в контакт, потому что у меня сейчас настолько хреново с головой, что в таком состоянии я способен оттолкнуть кого угодно. Мне просто нужно побыть одному.
- Едва ли.
- Знаешь что, Дженсен, если не можешь быть полезным, тогда отвали. Я не в настроении.
- Не делай этого, Джон, - он видел меня в худшие мои моменты, и я знаю, что он чувствует, что грядет, на каком пути я стою. Я тоже. Я знаю, что моё поведение непредсказуемо, а эмоции зашкаливают, но я бессилен остановить это. С каждой минутой я чувствую, как теряю способность мыслить рационально, а голос, говорящий мне, что я недостаточно хорош, звучит всё громче. Искушение сдаться и позволить ему увлечь меня за собой становится всё сильнее.
Я не отвечаю. Я просто откидываюсь на спинку стула и натягиваю капюшон, отгораживаясь от всех вокруг, пока мы ждем кого-нибудь, любого, блядь, на данном этапе, кто скажет мне, сможет ли мой друг снова ходить.
ФЕЛИСИТИ
Я лежу в нашем гостиничном номере, рассеянно уставившись на серию “Друзей” по телевизору.
Я знаю, что с Джоном что-то не так. Помимо того, что его лучший друг лежит на больничной койке, и мы не уверены, какое повреждение позвоночника он получил, выражение его глаз, когда он покидал каток, пугает меня, как будто что-то внутри него умерло.
Его единственный ответ на моё сообщение сегодня вечером был в лучшем случае холодным, и, хотя я полностью понимаю, что для него это тяжело, я не могу избавиться от гложущего беспокойства, что всё это связано с ухудшением психического здоровья Джона. Его низкая самооценка приводит к беспокойству и, возможно, депрессии. Я мало что знаю, кроме того, что он долгое время посещал своего психотерапевта Бена, но, увидев его сегодня вечером, я поняла, что он в плохом состоянии.
Я снова беру телефон, отчаянно желая узнать, что происходит, и, к счастью, Дженсен дал мне свой номер раньше. У меня такое чувство, что он беспокоится не только о благополучии Зака.
Я
«Что происходит? Я тут схожу с ума.»
Быстро появляются три точки, и приходит ответ.
дЖЕНСЕН
«Он тебе не сказал?»
Я
«Я ничего не слышала от него. Он ушел в себя.»
дЖЕНСЕН
«Чёрт возьми. Получили хорошие новости. У него сотрясение позвоночника. Врачи надеются, что через несколько дней к Заку вернется чувствительность в ногах и руках. У него сломана большеберцовая кость, два ребра, челюсть, а из-за удара о доски ему пришлось накладывать швы на бровь, щеку и губу.»
Я не знаю, что чувствовать. Я испытываю облегчение от того, что позвоночник Зака не получил серьезных травм, но, похоже, он надолго выбыл из игры. По крайней мере, до конца сезона, даже я могу это сказать..
дЖЕНСЕН
«У Шнайдера сломана челюсть, нос, выбиты три зуба (благодаря мне) и сотрясение мозга.»
Я
«Я надеюсь, что они накажут его по всей строгости.»
дЖЕНСЕН
«Нам придется подождать официального решения, но ему грозит дисквалификация на двадцать пять игр и крупный штраф. С таким заранее обдуманным ударом он больше никогда не должен играть. Он мог убить его, чёрт возьми.»
Я
«Как Джон?»