«Допустим, — отвечала она осторожно. — Между прочим, тоже не совсем ново. Но, впрочем, а что же дальше?»
У нее волосы без проседи, правильный греческий нос, черные ласковые глаза, тонкие губы. Лицо живое; конечно, постаревшее, но когда он смотрит на нее, вроде бы исчезают ее морщинки и снова видит он ее молодой, высокой и стройной девушкой, на которую заглядывалась чуть ли не половина курсантов в Красном Куте, а вот из всех выбрала она его одного.
«А дальше из второго твоего соавтора послушай! «Я утратил всякие надежды относительно будущего нашей страны, если сегодняшняя молодежь завтра возьмет в свои руки бразды правления, ибо эта молодежь невыносима, невыдержанна, просто ужасна». И, наконец, хочешь из третьего: «Наш мир достиг критической стадии. Дети больше не слушаются своих родителей. Видимо, конец мира не очень далек». Как видишь, все три автора говорят твоим, Инна, голосом».
Сказал так и вздохнул: зачем напомнил про голос? Когда умер их первенец — Андрюшка, Инна потеряла голос и не могла говорить полгода. Боль сгладилась, не забылась, но отступила вдаль после рождения Кости.
«Насчет конца света — это, конечно, преувеличение, а в остальном весьма своевременно и откровенно».
«Очень даже своевременно. Та же щука, но под хреном, — подхватил он, довольный тем, что не потревожил ее памяти, и теперь уже нарочно не замечая, как она морщится от грубоватой поговорки. — Вот и комментарий, мать, здесь открывает имена авторов цитат, послушай внимательно: «Первая заимствована у Сократа (470—399 годы до нашей эры); вторая — у Гесиода (около 720 года до нашей эры); третье изречение принадлежит одному египетскому жрецу, жившему за 2000 лет до нашей эры. Словом, самые что ни на есть наши современники! А если хорошенько вспомнить, чем закончилось наше с тобой знакомство после «белого вальса» на танцплощадке — еще до нашей брачной эры, вспомнить некий уютный сарайчик, вспомнить, как кто-то в нем потом вопрошал меня, а что делать п о т о м будем, если… — то окончательно портрет целомудренных, непорочных нравов поколений готов!»
«Петр! Я прошу тебя! — Инна умоляюще подняла на него свои чернущие, нестареющие глаза. — У нас же любовь! С первого взгляда… А ты крепко курил тогда, а перед самой войной бросил и в войну не начал. Ты курить не начал, а я в бога верить… Многие же по церквам незаметно, а пошли — утешаться…»
Она вспомнила пережитое, и глаза ее влажно блестели.
«С первого? А у них такой любви нет и быть не может? — с ходу воспользовался он ее смущением. — Да что они! Ты возьми вашего Леньку Никифорова, замдиректора. Лысый, а охрабрел-то как! Самое смелое, на что прежде решался, — сто граммов под селедочку на Восьмое марта без дозволенья дражайшей супруги. А в прошлый вторник шел парком, смотрю: сверкает Ленька, старый хрыч, очками на скамейке у собора, а рядом молоденькая дева, по виду лаборантка. Ластится к ней — во! А родная жена тем часом шницель ест — обеденный перерыв… Типично, да?»
Но в другие разы не всегда выигрывал он так легко, как в тот. Например, она спрашивала у него без обиняков: «Вот скажи мне, ты — профессор, депутат, скажи, почему у нас там-то и там недотепы с приличным стажем? Я тебе объясню…» Он выслушивал ее доводы; когда соглашался, а когда нет, но отвечал не слишком корректно, что Советская власть не есть еще окончательная гарантия от дураков и недотеп. Пожалуй, они еще долго не переведутся, да если бы только они… Вспомни, что говорил Горький, вспомни, как яростно клеймил Ильич мздоимцев, чинуш, хулиганов, бюрократов, рвачей…
И, подумав, иногда обещал или п о д с к а з а т ь кому-то или самому с депутатским запросом на ближайшей сессии выступить, словом, качнуть дело.
«Качни, качни, — в тон ему напутствовала она. — Остер топор, да сук зубаст!»
«Как это зубаст?»
«А так и зубаст — сразу тебе десять причин в оправдание, самых убедительных. А ты, батюшка, заодно поинтересуйся, почему тебе, видному профессору, не могу я вторую неделю костюма приличного купить, надо только в конце месяца по магазинам бегать, когда у них план горит, — выбрасывают на прилавки вещи поприличнее… И почему твой любимчик Марьин об этом в газете ни гугу, а его дружок Коновалов в Народном контроле помалкивает?»
Она считала, что любой руководитель с вечера должен думать о завтрашнем днем, должен уподобляться на посту грамотному, талантливому исполнителю, который вовремя нажимает на каждую клавишу, чтобы звучала красивая, слаженная сюита. Плох тот, кто ругает своих подчиненных за то, что ничего не получилось или вышло наперекосяк — виноват он сам. Самый главный секрет — расставить людей сообразно их возможностям, доверять им и проверять, но не стараться все делать самому за всех, и тогда не будет недоработок, тогда ругать будет некого!