И действительно, операция уже шла.
У парадного подъезда клиники с плоских щербатых ступенек, сплошь усеянных ворохами нападавших кленовых листьев, к подомчавшемуся такси двинулся поджидавший их Николов. Он двинулся с незатушенной сигаретой, степенно, явно обдумывая, ч т о́ он сейчас должен говорить. Непривычно было видеть его без белого халата, но еще не хватало выскакивать в халате на улицу, когда идет операция.
Докуренную сигарету Николов щелчком точно послал в урну, тряхнул пальцами, будто освобождаясь от невидимого табачного пепла, и поправил аккуратный узел широкого модного галстука.
Низенький и плотный, он, хотя и входил в отнюдь не юный возраст и будучи обремененным немалым семейством и красивой женой, все-таки, окончательно бросив пить, стал немного щеголь. В одежде он старался не выбиваться из моды и, как оперный певец, не расставался с лакированными ботинками на чуть утолщенных каблуках. И когда зашел к нему в кабинет после корреспондента, он «взял» Райхан этими же штиблетами. И галстуком. И улыбкой. Пора бы девчонке замуж.
Дальний фонарь, скрываемый листвой, светил Николову в спину, его толстое поварское лицо тоже матово светилось из темноты и выглядело спокойным, более того, оно улыбалось; казалось, что сейчас он заговорит о футболе.
«К т о?» — спросил он у Николова одними губами, но тот понял.
«Низаров», — отвечал, как будто само собой предполагалось — только Низаров, да некому же, кроме Низарова, у Низарова легкая рука и давно не подрагивает, хотя норова и амбиции — дай боже!
Зря не сказал он позавчера журналисту о Низарове. Но подписал бы Низаров материал?..
Николов тоже взял его под руку — это что же, фатальность? — и ускоренным маршем провел по щербатым ступенькам к громадным входным дверям с очень сильной пружиной. Но частые посетители ослабили ее действие. Дальше они проскочили вестибюлем к лифту. Аля замешкалась с туфелькой. Вахтер держал наготове лифт, чтобы никто не перехватил — еще много людей толклось по этажам большого корпуса.
«Поторопитесь!» — позвал он Алю.
Света в лифте не было. Вахтер чертыхнулся, лязгнул, оставаясь на площадке, дверью — лифт дернулся, поплыл, кабина неожиданно осветилась, и в ней обнаружилось, что принятое за улыбку оказалось страдальческой гримасой, словно у Николова ныли сразу все зубы, и он безуспешно старался стереть ее в темноте, массируя лицо мясистой ладонью — было у него такое характерное движение: с усилием давил растопыренными пальцами на виски, проводил от бровей ладонь вниз, будто втирал ее в лицо до подбородка, и встряхивал потом головой.
Пока старая кабина лифта со щелканьем и поскрипыванием тянула их вверх, Николов пытался объяснить ему, как это все п р о и з о ш л о с Костей, но объяснял невероятно сбивчиво и путано, торопливый рассказ его то и дело обрывался. Николов пытался строить фантастические догадки и предположения, и снова Аля испуганно вздрагивала, и вообще рассказ Николова подозрительно смахивал на детектив средней руки. Но в повествовательных способностях своего любимого ассистента разбираться было некогда, не оставалось секунд и на другие рефлексии, он все решительно отбросил на п о т о м, и анализ всех привходящих причин и обстоятельств тоже, приказав себе собраться потверже и не реагировать ни на что отвлекающее от самого сейчас главного — от операции, которая уже началась.
А сейчас для себя он просто знал одно: его смелый, решительный и честный Костя был всегда впереди, как бывают на передовой, а оттуда к тыловикам не все благополучно возвращаются.
И странное дело: не его успокаивал Николов, а он его: «И верно, — убеждал он Николова, — что решились. Экстренный случай не выбирает правил. Низаров рекламен, но — мастер, бог! Последний шанс. Иначе — это же аксиома! — летальный исход. К чему прописные истины? Да-да, они совершенно ни к чему!»
Теперь, как на лыжах с крутого спуска, скорость бешено нарастает, не упасть, только бы не упасть. Сравнил и отфиксировал чисто автоматически: летальный — от глагола л е т а т ь? Или еще проще — от Л е т ы?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Они оставили Алю зареванной в ординаторской на затертом диване, старые журналы посыпались на пол; экономя секунды, не стали поднимать. Быстро, но не суетливо оставил свой макинтош, снятый еще в лифте, на простой деревянной вешалке и собрался идти за Николовым т у д а, идти вслед или даже впереди.