«А вообще, — добавил серьезно Бахыт, — психологи утверждают — за рулем при интенсивном движении человек становится агрессивнее, снижаются доброта, предупредительность и другие хорошие наклонности, а заодно и умственные способности. Да-да, происходит временный, но как бы сдвиг по фазе».
«Способности снижаются, зато повышается страсть к рублю», — подумала Нея, вспомнив, как Бахыт уверял, что лично он за версту при любой погоде сумеет отличить автовладельца, а вблизи тем паче: «Где хочешь отличу — в магазине, кино, ресторане, бане! У них, понимаешь, свое тавро на физии!»
Похоже, прав он в чем-то, ее брат бескорыстный, наивный Бахыт. Все от человека, конечно, зависит, нельзя обо всех чохом. Но сколько видела Нея самодовольных собственников, у которых, стоит им приблизиться к личной «тачке», важно меняется походка, становится высокомерным взгляд, чувство собственного превосходства так и выпирает.
И не прыщеватое лицо долговязого Виталия Ильича, сына самого товарища Мохова-Дробязко из облоно, встало перед ней при ереминских словах, а его худой затылок и большие уши, будто приклеенные к голове чуть пониже синего берета.
Давно, в знойный июльский день, вез ее и Бахыта до города длинноволосый Мохов-Дробязко-младший (точь-в-точь трефовый валет с гадальных карт Марфы Андреевны) на собственной быстрой «Ладе» вишневого цвета, изнутри будуарно выложенной то ли волчьими, то ли медвежьими шкурами, и Нея, глядя ему в затылок, даже смутно не догадывалась, как непросто звать-величать этого небескорыстного возницу.
Трефовый валет едва удовлетворился мятой трешкой. Странный у него выговор: «С бэнзином и тэхсэрвисом у нас нелады, — дребезжал он жидким голоском, пытаясь придать своим рассуждениям бывалость, а жадности — моральное обоснование. — А вот на Западэ!..»
И не знала, конечно, Нея, что именно он займет ее место в совхозной школе, займет без ведома директора совхоза Никиты Никитича Ховацкого, зато с полнейшего одобрения директора школы Муленчука и руководящего согласия самого вождя облоно, сыну которого в совсем недалеком будущем понадобится не только дешевый «бэнзин» для собственной «Лады», но и сельский стаж педагогической деятельности, непременно сельский, а не какой-нибудь иной, и не во имя поддержания семейных традиций, а для вполне конкретных целей. «Калымщик несчастный, ушастик этот! — пряча за насмешкой зависть, только и сказал тогда Бахыт. — Но машина у него люкс! А у нас ребята год очереди, а то и два ждут».
«По два года! А как же с умственными способностями — не боятся их потом растерять?» — не удержалась Нея.
Со временем Нея убедилась, что Лаврентий Игнатьевич Бинда побаивается своего шофера и незаметно заискивает перед ним. Рассудительная и аналитичная Мэм, работавшая до бюро в одном учреждении, тоже хорошо развивающем сообразительность, просветила девочек без обиняков: «Стало быть, знает Гришка о шефе больше общедоступного. На базу ездят, за город, на пикнички или еще куда там».
Ритка Вязова легким движением извлекла из глубин громадного — эпохи бурных хозяйственных перестроек — стола журнал регистрации входящей и исходящей корреспонденции, сняла с открытого стеллажа пухлую синюю папку, завязанную белыми тесемками на манер ботиночных шнурков, привычно утвердила для виду папку справа от себя, а журнал ровно по центру стола, накрытого ближе к Ритке для порядка стеклом. Стекло прижимало к зеленому сукну бесполезный список телефонов, фотографию дочки Эры, табель-календарь и цветную вырезку из чешского журнала — златовласую крестьяночку в нарядной одежде.
Нея заметила новый маникюр — чуть удлиненные ногти Риткиных пальчиков сияли торжественной отполированностью, гордясь тонким дефицитным лаком и еще более дефицитными наимоднейшими кристалликами, коими были осыпаны сверху почти призрачно, однако и вполне реально, в чем убеждало то, что эти кристаллики (названья их Нея даже не ведала) волшебно посверкивали мельчайшими бриллиантиками и переливались на алых ноготках, сообщая каждому движеньицу едва уловимую, но прелестную загадочность. Вязова почти во всем хорошо знала меру и редко переступала ее, а тайно завораживающий взгляд маникюр — это искусство из искусств.
Ритка притворилась, будто бы и не было у нее нового маникюра, раскрыла журнал, полистала его с ленцой, непридирчиво, но чуть презрительно, красивый лобик наморщила, что-то припоминая с усилием, легко тронула черный завиток почти кукольных волос, как бы невзначай упавший на густую бровь. Ждет, хитрюга, чтоб восхитились. Но Нея не станет первой. Если Ритке хочется, пусть сама начнет.