Давно, очень давно не была она так откровенна, как в этом разговоре с Коноваловым, и он, казалось ей, и не только казалось, а она чувствовала, что не могло быть как-то иначе, тоже был с ней искренен и доверчив. Такие люди — редкость, и нельзя не любить их, разумеется дружески, чисто и бескорыстно. Она даже была благодарна ему за то, что он резко осадил ее сразу за наивные мудрствования о том, что р а н ь ш е якобы было лучше, и за то, что ей с заметным превосходством втолковывал аксиомы о творчестве. Он обладает правом на превосходство, и она будет находить и обязательно найдет предлоги для новых интересных встреч. Но почему обязательно интересных? И что такое вообще — интересная встреча и может ли быть в жизни интересно без встреч?
На лодке плавать у озерного берега привлекательнее. Ветерок обдувает остроконечные пики зеленого камыша, белеют кувшинки, водоросли колышутся в прогретой солнышком воде, поверх которой юркие «писари» вычерчивают круги, и чем дальше от берега, тем вода прозрачнее, безылистее, но скучнее, и в жизни, наверное, идеал счастья далеко от ее берегов.
Но все равно в жизни у тебя должен быть особый человек, которому надо доверяться во всем до конца, и если такого человека нет, то жизнь беднее. Равиль ей за все время не написал ни одного письма, и она ему тоже ни Одного не написала.
Она представила, какие ободряющие и неясные письма напишет Коновалову, если уедет он далеко или близко; положим, в командировку или еще куда, и как хорошо будет ему там прочитать: «Только великие, вероятно, видят на много лет вперед, и в том смысл им вселенский, а я люблю тебя и только тебя. Теперь, а не годом раньше, мне кажется, что обретен смысл жизни, хотя и существует точка зрения Посторонних…» «Что же случилось? Случилось то, чего я не хотела. А все потому, что решилась смести нелепые барьеры между тобою и мной, и смела. Прости меня за извечную женскую тягу к порядку, то есть сначала внести хаос, чтоб потом, вороша все, прикидываться упорядочивающей». Или просто напишет: «Хочу тебя снова видеть очень. Ты — молодец, просто молодец за все!»
Вот только уже писано такое, и жаль — не Коновалову.
Но она должна быть и станет ему другом, человеком, с которым и ему всегда легко — да-да, в самом деле, не надо сомневаться, что каждому нужен такой человек и ему, наверное, тоже, чтобы этот человек понимал тебя, как ты его, сразу же, с полуслова, чтобы было тебе с ним всегда тепло, чтобы ты смогла разделить и радость и печаль. Нея подумала и обнаружила, что нет у нее пока такого человека, кроме мамы. А у него, наверное, есть. Не наверное, а точно есть! И первый такой человек, — это, конечно, его жена, умная, интересная, не чающая в нем души, и, разумеется, Нея во всем этом ей не конкурент. Хотя бы краешком глаза взглянуть на жену Коновалова и сравнить себя с нею — достойна ли она, неведомая Нее женщина, этого человека? Или хотя бы заговорил бы о своей жене Коновалов. Если мужчина заговаривает с малознакомой женщиной о том, как он любит жену, то для развития определенного сюжета у такого, мужчины нет и не будет никаких шансов, точно так же их не будет, если он вздумает нелестно отзываться о своей жене. Но, собственно, что в нем особенного и необычного? Почему она не может посмотреть на него, как смотрела на остальных мужчин? И почему он о своей жене — ни словечка?
А что, если неяркая звезда их дружбы-любви и взаправду замерцает на людском небосклоне? Что, если?.. Это же будет прекрасно! Она будет светить только им двоим и больше никому. Такая любовь не нуждается в лишних свидетелях. Эта любовь не будет похожа на любовь Ромео и Джульетты. Или Данте и Беатриче. Или Петрарки и Лауры. Она не будет похожа на сладенькие подцирюленные амурчики из цветных — закордонных фильмов и праведные производственно-лирические саги отечественной выделки. Она не будет похожа ни на чью любовь. Она будет только их любовью. Ну, а если не будет она значить многого для него, то пусть не значит, лишь бы жил он на этом свете, лишь бы знала она, что он жив, и больше ей ничего не надо.
Тю-тю-тю, милая, — сказала она себе с невесть откуда взявшейся суровой трезвостью, — ты влюбилась как кошка! И влюбилась с первого взгляда, от книжной тоски и голодухи. Стоило тебе встретить под дождем хорошего человека, как ты готова черт тебя знает на что! А разве хороший человек недостоин этого? А кто тебе сказал, что тон хороший? Его лицо? Его глаза? Его работа? Или то, как он снял в машине шляпу и положил ее себе на колени, чтобы казаться еще красивее? Или то смятенье, которое он не мог, да и не захотел тщательно скрывать, когда услышал, что ему придется поехать вместе с ней и не вернуться к себе домой в срок, в обычный срок, выверенный неделями, месяцами, годами педантичной службы? Ведь недаром он кривовато усмехнулся и насмешливо спросил: «Простой, говорите?» — когда она, не очень подумав о последствиях экзальтированного восклицания, сказала, что было у нее на уме: «А хорошо, что вы такой простой человек!» Очень странно, скорее не странно, а с явным ощущением собственного превосходства посмотрел он на нее тогда, унизив этим взглядом ее — куда тебе, мол, понять, какой я человек, — и предложив молча не соваться к нему в душу. Это, конечно, задело ее, и, чтобы показать, что она не только достойна быть с ним рядом, но и чего-то гораздо большего, она стала говорить не о том, о чем ей хотелось и думалось, а о том, что могло и должно было вызвать в Коновалове к ней особое почтение, высокий пиетет за обладание современнейшими познаниями, и через несколько минут поняла, что перестаралась, и устыдилась собственной навязчивости казаться лучше, чем она была на самом деле.