И вдруг Нея поняла, что это он о жене говорит — о жене своей Лидии Викторовне. И была эта Лидия Викторовна, неземная умница и вечная любовь его, краше всех ему на свете, и такая несказанная гордость оживала в голосе Коновалова, что Нее до смерти захотелось взглянуть на эту царицу сказочную, у которой все всегда ладится, бездна ума, знаний и нежности. Неужели он так в с е г д а о жене? Неужели можно так в с е г д а? Выходит — да, можно и надо только так, а не иначе. А если так, то Коновалов для нее потерянный человек, еще не обретенный, и на обретение это — никаких надежд.
И вдруг Нея снова испугалась, что ее давняя, страшная тоска нелюбви обернется сухим жаром обжигающего чувства, и властвовать над этим чувством у нее не найдется сил ни душевных, ни физических, и тогда Коновалов, уже одна мысль о котором прочь гнала бесприютное ощущение отчаянной одинокости, ибо да, разгадала Нея в нем хорошего человека, — войдет в нее весь: и дома она будет с мамой и дочкой, а думать сможет только о нем, с печалью вынужденной разлуки и желанием увидеть его хотя бы издали; и на работе она будет заниматься какими-то серьезными или несерьезными делами, куда-то что-то писать, сочинять тексты телеграмм, разбирать почту, а думать станет снова неотрывно только о нем, думать светло и затаенно, вспоминать в нежной грусти его лицо, его руки, его слова, его жесты, что и как он ей говорил, — нежно и мучительно вспоминать, боясь уронить хотя бы крохотную былиночку этих воспоминаний; пойдет фильм новый смотреть с Мэм или Риткой, экран подарит им чужие страсти, а она снова будет думать о нем и не рассеянно и бесцельно, а гордо и снова с неутоленным желанием и чуточку еще о себе; к ночи долгой и одинокой глаза прикроет — он и тут будет ее первой мыслью, первым видением и первым ж е л а н и е м, от которого колющим холодком ознобит ее изнутри: ну пусть же скажет или знаком каким даст понять — в темноте ли, сумерках или на ярком свету она по первому зову взберется, задыхаясь счастливо и прерывисто, на самую крутую высокую гору, он будет хорошо вести ее туда, а она, радостно постанывая, ловя его губы своими, припухшими от бережных нескончаемых ласк, примет все, что он ей отдаст в этот краткий и вечный миг.
Чей-то неприятный взгляд она ощутила сзади, обернулась и сквозь летучую кисею дождя увидела совсем близко ветровое стекло следом бегущей машины, по стеклу скользко шмыгали «дворники», рисуя веер, снова заливаемый струями, за этим мутным веером — напряженное лицо. Первую секунду она даже не сообразила, что это Гришки Бурина лицо. Как в детективе, Гришка на салатного цвета «Волге» пронзал дождь и катил за ними не отставая и не обгоняя их. Как только взгляды их столкнулись, Гришка от неожиданности тормознул и подбородком ткнулся в баранку, но мгновенье спустя выпрямился снова и прикинулся полностью безразличным ко всему, кроме дождя и дороги.
«Теперь Бинде Гришка все доложит», — подосадовала она, словно Бурин мог увезти с собой все то, о чем она передумала наедине с собой и переговорила вдвоем с Коноваловым.
Сказать о Гришке Коновалову она не посмела, да и не стоило занимать время ерундой. Гришка же, зачуяв неладное, вильнул к обочине, где «голосовал» до нитки промокший мужчина в гимнастерке без погон, черневшей особенно сильно на худых плечах. Мужчина наклонился к окну и просяще что-то стал выспрашивать у Гришки. Седые волосы мужчины тоже вымокли, и струйки воды текли со лба. Поворот скрыл их торг. Хитрец Бурин, ничего не скажешь, сам под удар себя подставляет, думает, что все доносчики, как он, по собственной психологии судит — мол, скажет обязательно шефу эта фифа Зарьянова, что левых пассажиров Бурин возит, — выбрал, сволочь, верно и безошибочно: лучше быть леваком, чем слыть фискалом.
А дождь неожиданно оборвался. Они обогнали загородный автобус-коробочку, и Нее показалось, что в окне его она увидела немолодую женщину, которую знала.
Одно дело когда сидишь, а чаще всего стоишь в переполненном автобусе-коробочке — потряхивает на выбоинах, качает на поворотах, дорога кажется узкой и несносной, со всех сторон иногда так сжимают, что можно оторвать ноги от пола и все равно будешь висеть зажатой. Это если из города ехать сразу же после работы. Обычно из города кто только не едет, и та пара типчиков тоже была из города, а в город утром люди подбираются почти все знакомые — годами вместе колесят по одному и тому же маршруту. Передают мелочь на билет, все спокойны, даже если и теснотища.