— Так вот, мы тут считаем политику поставщиков по отношению к заводу не только возмутительной. Если говорить прямо, то это — произвол и разнузданность! Я тут кое с кем советовался. Мнение наше разделяют по поводу этой квазилогики!
Шеф помолчал немного, позволяя собеседнику осмыслить нешуточную многозначительность намека «кое с кем», а заодно и «квазилогики». Иной раз он был не прочь грубовато или, наоборот, с мягким доброжелательным уроком озадачить собеседника редким словцом и заметно досадовал, если значение этого слова не схватывалось на лету. Вчера он как бы невзначай обронил при Коновалове всегда понятливому Корнееву фразу о х а р и з м а т и ч е с к и х склонностях самого Гавриила Романовича. Корнеев немедленно согласился, а Коновалов так и не обнаружил этого слова ни в одном из многочисленных словарей Лидии Викторовны, и за ужином Мишка ему всерьез и сочувственно посоветовал написать письма сразу в редакцию «Вечерки» и Академию наук — вечно занятым ученым, конечно, некогда будет ответить с ходу, а из редакции наверняка напишут побыстрее что к чему и даже, может быть, напечатают вопрос в газете.
…Шеф пережидал паузу дольше обычного и, переждав, воскликнул негромко, уже отлично понимая, что никакого сопротивления его напору не будет:
— Эка! Нашлись акробаты, выставили кроссворд: не возьмете станки, морально устаревшие — ты это заметь особо: уста-рев-ши-е! — не возьмете, то мы вам сумеем поставить новое оборудование, к сожалению, только через год-полтора! Каково? А у завода план утвержден под новое оборудование!.. Ты пораскинь умом и представь, если бы такое они заявили лет двадцать назад!.. Шестивесельные шлюпки!..
Несколько секунд шеф наслаждался неотразимостью любимого им океанического термина, хотя на флоте он не служивал, и вообще сказанного, а после новой паузы продолжил.
— Дорогой мой, — сказал он дальше безо всякой перефразировки словами Коновалова, — странно видеть на гербовом бланке выше официальной печати и подписи «треугольника» слово п и р а т с т в о. Да-да, странно, ибо это не роман Стивенсона, Адамова или Юлиана Семенова! Но согласитесь (здесь шеф не сказал «согласись», а именно «согласитесь»), произвол поставщиков действительно напоминает флибустьерский! Видите ли, гореть на сверхнормативных излишках залежного старья они не желают, любыми способами сплавляют морально устаревшее оборудование. А кто желает?!
Коновалов слушал, а сам вспомнил й о г а — этого пожилого йога-любителя он видывал почти каждое утро неподалеку от своего дома, когда спешил на работу одним и тем же, как у мадагаскарского слона, маршрутом, где выверен каждый шаг и по его пути привычно все до мелочей.
Нынче пусть не каждый третий, но наверняка четвертый, собираясь жить долго и небезрезультативно, чтобы задать работу геронтологам будущего, исповедует если не систему Амосова, то Микулина, несмотря на незамаскированные попытки ее публичного охаивания; если не Микулина, то одну из систем йогов или же, на худой конец, старательно копирует тесты из программы физической подготовки, присланной в ксерокопии чуть ли не из самого Звездного городка или переписанной из журнала «Авиация и космонавтика». Гантели, эспандеры, скакалки, шагомеры, обручи «хула-хуп», массажеры, палки, шведские лестницы, прочий спортивно-гимнастический инвентарь время от времени становятся едва ли не пресловутым «дефицитом».
Йогу же инвентарь ни к чему: по утрам йог самоутверждался у памятника в сквере, выставляя к небу мослатые ноги в старом, будто выстиранном в хлорке, трико и донельзя измочаленных кедах. Йог стоял на голове долго и неподвижно, посматривая снизу сладостным оком на любопытствующих прохожих. Его худые руки привычно упирались в расстеленную на холодном газоне областную газету, и стоял он вниз головой легко, вроде как тихо радуясь этому умению и всеобщему вниманию. Коновалову показалось, что сегодня, под мелким дождичком, йог подмигнул ему с жуликоватой порочностью.
— Но пойми, романтичного в таких действиях ничего нет! — убеждал шеф. — Они, эти самые действия, ставят под угрозу выполнение пятилетки целым заводом! А это означает грозную цепь неминуемых последствий!
Тут голос у него снова густо наливался медом всегда известной и любимой им истины. Но шеф обычно не только сам отрадно вкушает собственное угощение из провидческих фраз, смакуя его, но и спешит аппетитно поделиться им с тем, кто, не разделяя его гурманического восторга, все же ловит почтительно на другом конце провода очередные прорицания, из которых материализуется Большая Истина и ее послушные родственники и детишки — истины и истинки помельче.