— Что за цепь? — вопрошает он дальше, вроде бы и сам бесконечно, интересуясь. — А вот что, друг милый, послушай сюда! Где-то не доделают из-за срыва плана блюминг. Раз… Где-то не сойдет вовремя со стапелей судно. Два… Где-то затянут пуск домны или пластмассового завода, французское оборудование к сроку не подоспеет или отечественные недотепы подведут. Три… Сорвут сдачу нового дома, а твой внук не пойдет в детсад. Хотя твой, впрочем, пойдет… Но мало ли еще натворится бед при нашей любви к электричеству — оно крутит роторы двигателей марки нашего завода, а это значит — двигателей башенных и портовых кранов, трамвая и лифта, автокара и электровоза, электробритвы и авианосца!..
Коновалову вслед за утренней картиной с йогом явилось виденное в Москве прошлым летом, кажется, на узкой и шумной улице Чернышевского, с ее неумолчной толчеей, аптечными и продуктовыми витринами, вязким асфальтом, плавящимся на несносной жаре (но леса за городом уже не горели, их научились охранять), лязганьем троллейбусных проводов и штанг, — после чего он убедился, что шефу ничто человеческое не чуждо. Никак не ожидал Коновалов, но столкнулись они один с другим пристальными взглядами. Коновалов смотрел с высоты своего роста и тротуара, а шеф — снизу, из подвального окна некоего шумного заведения. Войти в сие заведение сразу было нельзя — для этого, прежде чем оказаться у каменных ступенек, ведущих вниз, надо было миновать подобие калитки в неопределенного цвета заборе. Возле забора с внутренней стороны расхаживали в томительном выжидании освободившихся пивных кружек изнывающие от жажды мужчины, а в очереди у пивного автомата почему-то было много артиллерийских офицеров. Знающие цену времени и порядку, они пили умеренными глотками, молча и сосредоточенно, не вступая с окружающей средой ни в братания, ни в конфликты, а меж собой — тем более.
Там же, внизу, в самом пивном баре, закусочной или шашлычной, шеф, не пожелавший оставаться «во дворе», расположился у подоконника, как в глубокой траншее, видна была его крупная голова и широкие плечи нового пиджака, а за спиной густо курился табачный дым и, наверное, было шумно. То ли свободных мест не оказалось, то ли не рассчитывал шеф долго торчать там в обороне — во всяком случае он стоя дотягивал из пузатой кружки мутное пиво и не лишал себя другого удовольствия — разгадывать кроссворд — журнал, раскрытый на последней странице, щегольская никелированная авторучка и новая соломенная шляпа белели рядом с горкой рыбной шелухи и блюдцем маленьких просоленных сухариков на клейком замызганном подоконнике. Завидев Коновалова, шеф не удивился, а перестал пожевывать сухарик и сотворил кружкой приглашающее движение — мол, заходи, пожалуйста, экая встреча, рассудим. Но Коновалов, хотя и не прочь был промочить пересохшее горло, сделал вид, будто ничего и никого не заметил в пивной траншее, спокойно прошел мимо и лишь через несколько кварталов понял, что прошел мимо зря, но возвращаться было нелепо.
Дома они увиделись через полмесяца, но оба держались как обычно, словно ничего не произошло, а и в самом деле, что же крамольного приключилось в тот суматошный длинный субботний день, когда Коновалов проездом из отпуска был в Москве пару суток, а шеф — неделю в командировке?
— А экспорт?! — шеф понизил голос, переходя на шепот почти заговорщицкий. — Ведь действия поставщиков ведут к тому, что нашей продукции т а м могут предпочесть другую. А сейчас она идет в двадцать семь стран мира — от Польши до Монголии, от Колумбии до Гвинейской Республики!..
Голос шефа снова возвысился до торжественных высот. Сказанное им обладало, причем весьма нередко, второй и даже третьей глубиной. Глубины эти угадывались не сразу и не всеми. Его широкий образ мыслей иным людям, деловым росточком помельче, великоват и неудобен. А Коновалову почти впору. Во всяком случае редко бывает так, что в чем-то не поймет он шефа. В Этом у Коновалова полное или почти полное сходство с Корнеевым. И на этот раз Коновалов не был уязвлен той легкостью, с какой в е г о вкусе и е г о манере говорились е г о же слова, но не от его, Коновалова, имени. Обычно он в таких случаях не обижался — лишь бы результат был толковым, а тут толк, судя по всему, намечался.
Вообще надо отдать должное шефу — он умеет не только говорить, но и обладает достоинством мудрых — умением хорошо слушать и потом уже оставлять все мудрое из услышанного при себе, но оставлять не как жадный царь Кащей, а как сметливый организатор новой формации, умеющий распорядиться умной идеей с наибольшей прибыльностью для дела.