– С военными и священниками еще понятно, а актеры? Живут в свое удовольствие, в лучах славы купаются.
– Не скажи. На одну звезду несколько тысяч непризнанных, неизвестных, которые никогда к славе не прорвутся, а талант прет наружу, не позволяет ничем другим заниматься. У меня в приходе был один артист. Тридцать лет в провинциальном театре за гроши играл двадцать первого богатыря в свите Черномора. Пил по-черному, но как спектакль, он преображался и отрабатывал на износ, а затем падал никакой! Вот это и есть служение.
– Я как-то все время встречался с лицами духовного звания непорочными и безгрешными, – усмехнулся Копчик. – Ты, часом, мил человек, не расстрига?
– Ну вот, это распространенное заблуждение: если служитель культа, то должен быть святым, – ровным голосом произнес батюшка. – А мы – люди обыкновенные, со своими слабостями, недостатками. Главное, жить в согласии со своей совестью, тогда и душе светло, и Бог, глядючи, радуется!
– Может, я сейчас богохульствую, а вот ответь мне, темному, батюшка. Есть ли вера без недостатков?
– Вера их и не имеет, а вот любая религия сколько угодно. И чем ближе к Богу, тем больше, – улыбнулся священнослужитель. – Сейчас попробую объяснить. Вот что подбило тебя задать каверзный вопрос? Не знаешь. А никогда не замечал людей, которые пытаются втянуть в дискуссию необразованного, но религиозного человека или поставить верующего человека в тупик хитрым вопросом? Если приглядеться, глаза у них в этот момент начинают светиться нехорошим огнем. Так это – нечистый. Задумал как-то он свою религию создать. Да не такую, какие на Земле сами возникли, а красивую и правильную, чтоб без недостатков. Вот тогда люди к нему и повалили бы. Порешил побегать да разузнать, каковы они, недостатки. А их оказалось столько, что носится неугомонный до сих пор по свету и вопросы задает. Затем посчитает, что все красиво, и создаст религию. После присмотрится – нет совершенства, и вновь бросается искать. Так секты и возникают.
– Никогда такого не слышал.
– Так ты с кем общался? – произнес отец Пафнутий. – С двоечниками и лоботрясами. У нас в семинарии две трети свято считали, что зубрением догм можно вечное блаженство заработать. У них мозгов и до поступления в бурсу не было, а под конец способность мыслить вовсе утратили, не говоря о способности сердцем слушать. А тут ведь глубже надо воспринимать, печеночкой чувствовать.
– Мудрено излагаешь, – вздохнул Копчик. – Я военный. На примерах доходчивей.
– Вот, берем младенца. Чуть пуповина заросла, а мы его с головой – да в купель. А нам говорят: нельзя против воли. Пусть вырастет, созреет, а потом сам выбирает веру по душе! Ну, скажем, баптисты так и поступают. Вроде все правильно и демократично, но вот только случись что, а человек-то не крещен! Вот и носится душа неприкаянной.
– Скажи, батюшка, а покаянием можно камень с души снять? – задал мучивший его вопрос Копчик.
– Мало того. Только покаяние и может помочь, – ответил поп.
– А если не крещен?
– Тогда какое же покаяние?
– Извини, что пристал, но для меня это очень важно. Креститься с грехом можно?
– Конечно! – рассмеялся отец Пафнутий. – Если грех не смертный.
Копчик замолчал, опасаясь выдать себя. Однако настоятель растолковал его задумчивость по-своему:
– Главное, чтобы человек созрел. Вот после этого и до момента крещения наступает самый опасный для него отрезок времени. Так что после полудни я в храме. Не затягивай, все под Богом ходим.
– А что же делать сейчас? – спросил Копчик.
– Будь бдительным и помни: ты не один. Присматривайся к знакам, приметам, прислушивайся к сердцу. Оно не обманет.
Затем батюшка встал, давая понять, что разговор окончен, и, не прощаясь, словно зная наверняка, что сегодня они еще встретятся, пошел к автомобилю.
После разговора не полегчало. Однако мысли полезли в голову всякие. «А вдруг и вправду станет легче? А почему бы не креститься, почему не покаяться?»
Иван Силантьевич некоторое время сидел под березой. Затем тихонько встал и, соблюдая всяческую предосторожность, побрел к дому, перебирая в памяти, кого можно пригласить в крестные. В голову почему-то, кроме зловещего лютеранина Янисовича, никто не шел. И воображение рисовало какие-то кровавые сцены, словно в кошмарном сне.
Копчик приблизился к мостку. Он уже занес ногу, однако, прислушавшись, замер. Из зарослей доносились голоса и женский раскатистый смех.
Пенсионер криво усмехнулся и, оглянувшись, забрался в заросли малинника. Вскоре появилась веселая компания. Молодые люди остановились у мостика.
– Я через этот чертов мост не пойду, – произнесла девушка с огромными черными глазами, – даже ради самой святой воды.
– С чего ты взяла, что он чертов? – спросил усатый.
– А что, не видно?
– Ага, построил себе и прячется в кустах, тебя караулит! – заржал рыжий.
– Я тоже не полезу! – ударилась в амбицию «внучка». – Разве только мужчины снизу его подопрут своими торсами!
– С удовольствием! – воскликнул усатый. – При условии, что Ленок пойдет первой!
– Хам и нахал! – ответила девушка в короткой юбочке.
– Неужели мы останемся без воды? – капризно спросила девица с печальными глазами.
– Ладно, стойте здесь, – принял решение рыжий. – Я мигом.
Парень, разбежавшись, легко перескочил через двухметровый овраг рядом с мостом и скрылся за бугром.
Молодые люди остались его ждать. Усатый приблизился к той, которая только что возмущалась. Прижал ее к березке и запустил руку под юбчонку. «Внучка» озорно улыбнулась и, подойдя к парню со спины, задрала его футболку. Затем как кошка процарапала ногтями несколько розовых бороздок...
Копчику не оставалось ничего, как глупо сидеть в кустах. Он уже обжег крапивой руки и порядочно искололся иголками. Ему не терпелось выбраться, однако печальная девица, не обращая внимания на творившееся за ее спиной безобразие, продолжала сидеть на краю оврага и смотреть в сторону малинника. Несколько раз генералу показалось, что она видит его сквозь листву.
Наконец появился рыжий с тремя пластиковыми бутылками, успевшими запотеть от студеной водицы.
– Ого! – заорал он. – Вы, я вижу, без меня времени не теряли!
Прижимая бутылки рукой к груди, обратно он не стал сигать как козел, а переходил по мостику мелкими шажками.
Наконец терпение Ивана Силантьевича лопнуло. Внезапно решив: «А почему бы пожилому человеку не пособирать малины в лесу», он начал выбираться.
Копчик раздвинул листву и увидел наполненные ужасом глаза девушки, схватившейся за грудь и дико завопившей. Парень, находившийся на серединке мостика, внезапно дернулся, роняя драгоценные бутылки. Схватился за поручень. Но гнилое дерево под ним рухнуло, и он медленно, словно в кино, полетел вниз. Следом обрушились остатки хлипкого сооружения.
Вторая девица тоже заверещала. Копчик шкодливо спрятался. Теперь другого пути не оставалось, надо было давать кругаля через шоссе. Это верст на пять потянет, ну да, делать нечего. Пенсионер повернулся и, подобрав подходящую в качестве посоха палку, побрел.
В пути он попытался осознать, имеет ли какой смысл это его приключение и есть в нем вина его лично? Однако понял одно. Разобраться, кто прав, кто виноват и что бы могло случиться, человеку не дано. Допустим, не появился бы он и девушка не испугалась? Сломался бы тогда мостик? А может, она испугалась, увидев падение парня? Или увидела нечто за спиной Копчика? От этой мысли дрожь пробежала по спине. Иван Силантьевич резко обернулся. Сзади никого не было. А может, и было, но видеть дано не каждому? Сердце пронзила колющая боль. Пенсионер опустился на траву и постарался успокоиться. А ведь парень на себя принял то, что предназначалось ему!