Блядь, у меня в жизни происходит хрен знает что, брак рушится, у жены любовник, а может, и не один, а меня волнует, задавлю я голубя или нет?! И Маринку, судя по этому облегчённому вздоху, тоже. Хотя с ней всё понятно как раз, для неё любая божья тварь имеет большую ценность, чем я, мерзкий таракан, кобель и козёл. Именно так она меня и называла четыре года назад. С тех пор не повторяла, но все эти слова я регулярно видел в её взгляде.
— Слушай, Марин, — глухо произнёс я минут через пять, когда понял, что орать больше не хочется. Наоборот — мной завладела какая-то жуткая апатия. — Мы так и будем жить теперь?
— Так — это как? — поинтересовалась она равнодушно. Ещё и зевнула. Да-да, дорогая, я отлично знаю, что тебе со мной скучно.
— Вот так, — с нажимом сказал я. — Как чужие, блядь, люди. Ты в субботу упёрлась на потрахушки, со мной разговариваешь только по крайней необходимости. Это долго будет продолжаться?
— Ну, ты же сам так жил много лет, — пожала плечами жена. — И тебя всё…
— Да не жил я так! — заорал я, тараща глаза, и всё-таки треснул кулаком по рулю. Попал, естественно, в гудок — по закону подлости. Маринка вздрогнула, и налёт равнодушия с неё сразу слетел.
— Не ори! — рявкнула она сама командирским тоном и, прищурившись, сыронизировала: — Скажи спасибо, что я вообще с тобой разговариваю. Мы уже обсуждали этот момент, Саша. Да, так я и собираюсь жить, пока девчонки не вырастут, тогда я смогу от тебя свалить. Сейчас им слишком сильно нужен папа, я не собираюсь их его лишать. А ты можешь продолжать жить, как и жил, я тебя ни в чём не ограничиваю.
— У меня нет никого уже четыре года. — Мне показалось, что я сказал это с максимальной откровенностью, практически с открытым до мяса сердцем, но Маринка только фыркнула:
— Ага, так я тебе и поверила.
4
Саша
Я не знал, что сказать. Вот вообще.
И мои навыки ведения переговоров вновь оказались бесполезны. Когда дело касается Марины, всё, чему я учился и в институте, и по жизни, превращается в тлен. И, несмотря на то, что я понимаю, откуда растут ноги у подобного ступора, сделать с ним ничего не могу.
Когда ты с кем-то о чём-то договариваешься, главная причина, почему у тебя может не получиться достичь нужного результата, — это твой страх. Страх, что ничего не выйдет, что ты попадёшь впросак, что-нибудь забудешь, скажешь не то — короче, сядешь в лужу. Конечно, когда живот от этого всего крутит и приходит жёсткий понос, не до переговоров.
Я уже начинал чувствовать, как у меня сводит кишки. Опять Маринке всё не так и ничему она не верит! Я уже чуть было не заявил ей, что готов хоть пояс верности носить и чтобы ключ от него только у неё лежал, когда жена продолжила:
— Врёшь ты всё. Я сама видела твою переписку с какой-то девкой в «Телеграме». Она тебе ссылку кинула на альбом со своими фотками, и ты, видимо, всё просмотрел — написал ей, что она огонь и очень секси.
На ближайшем к нам светофоре загорелся красный, и я, отвлёкшись на Маринкины слова, едва не врезался в тачку впереди. Всё же успел затормозить и, когда машина остановилась, повернулся к жене и переспросил, глядя ей в глаза:
— Какие фотки, какой альбом? Я не помню этого даже!
Марина смотрела на меня, и теперь в её взгляде не было равнодушия — там плескалась огромная обида. Но хрен мне стало от этого легче!
Я теперь не знаю, что хуже — равнодушие или такая больная обида размером с чёрную дыру. И точно так же, как и любая чёрная дыра, она без пощады поглощает любой свет и позитив. Что бы я ни делал, Маринка теперь всё видела исключительно в чёрном цвете.
— Обычные фотки, — съязвила жена, и её глаза, к моему полнейшему ужасу, наполнились слезами. — Такие фотки любовницы посылают своим мужикам. В купальнике.
Я просто моргал, глядя на Марину как баран на новые ворота.
Но я и правда баран, наверное. Потому что я ни хуя не помнил.
Чистый лист, твою мать.
— Марин, я вообще не понимаю, о чём ты говоришь, — выдал я гениальное оправдание, залез в нагрудный карман куртки и вытащил свой мобильник. Отдал его жене. — На, держи. Пароль тот же, ты его знаешь. Найди мне эту хрень, потому что я не врубаюсь, о чём речь. Я тебе чем угодно могу поклясться, что у меня четыре года никого не было. Только ты.
Маринка презрительно фыркнула, вновь ни капли мне не поверив, разблокировала телефон, ковырялась в нём минут пять и, когда мы стояли на следующем светофоре, протянула мне трубу обратно.
— Вот, любуйся. Контакт называется «Милка». Отличное прозвище для твоей мокрощёлки, но мог бы…
— Бля-я-ядь, — выдохнул я, посмотрев на экран, и внезапно всё вспомнил. Вот я дебил! Конкретный придурок. Слов нет, твою мать! — Марина-а-а, какое, к чёрту, прозвище? Это имя! Ты не помнишь её, что ли? Мила Милованова она, одноклассница моя, ты её много раз видела, я тебе сам фотки показывал. Я с ней в школе за одной партой сидел лет пять! Она много лет замужем, родила двоих мальчишек и после этого разжирела почти на полцентнера, никак похудеть не могла. И этот альбомчик с фотками она присылала, скорее всего, всем, кому хотела похвастаться результатами похудения. Она ради него бариатрическую операцию делала, прикинь?