Да и что они могли вытащить из стража, давшего «клятву»?
При воспоминании о пытках заныли ногти на руках. Точнее, то, что было на их месте, – мягкие лунки.
Ногтей не было и на ногах.
Возможно, я бы что-то и сказал. Или подумал. Боль была вне моих… сил. Но бабуля бы точно это не одобрила.
Чудо, что мне сохранили жизнь… считал я, пока онемас не пришла навестить меня в темнице. Асира очень просила за меня, сугубо просила. Сколь мила она была со мной, столь сильно она жаждала мести и смыть позор. Ее касался страж, она целовала стража! Того, кто сжигал родных ей тварей и без колебаний занес бы меч над ней.
Как она считала.
Ей хотелось, чтобы я прочувствовал всю горечь, которую чувствовали онемасы и вообще жители Сожженных земель. Кормили меня объедками, вместо уютной постельки бросили вечно сырую солому в углу, а единственными моими собеседниками были зеленоглазые злиссы – существа, похожие на крыс с той стороны.
Благодаря усиливающей сыворотке стражей я не стал изможденным хилым заключенным с хроническим кашлем и язвами. Но исхудал и зарос. Однажды я взглянул в отражение, мелко колеблющееся в бочке с водой, к которой меня привели «помыться», и не узнал себя: борода почти до груди, длинные спутанные волосы и глубоко запавшие глаза с лихорадочным блеском.
Шрамы от плетей иногда болят, Асира.
Накопившаяся сырость в воздухе отчетливо указывала на то, что начался беспощадный сезон дождей. И чем скорее мы найдем укрытие, тем безопаснее нам будет на этих землях.
Впрочем, никого не заботили мои мысли. Но я все равно был предельно осторожен…
Я оборвал себя на полумысли и обратился в слух.
Дождь зашелестел еще сильнее, забарабанил и совсем опустил серую мглу, которой, казалось, не могло стать еще больше. Беспроглядность, сумрачность… Где-то громко завыла летучая тварь. По телу прошла дрожь.
Быть может, это сказывалось истощение? В поясе пришлось проделать новые дырки, одежда болталась на мне мешком. А может, дело в том, что именно на этой территории я еще не был. Смешанные земли населяли разные твари… но в основном неразумные.
На последней из тренировок брайси, которая мне запомнилась больше всего, я сразил двух таких тварей – скользких безглазых многоножек, мгновенно отращивающих новые лапы. И по сравнению с ними артамы были душками и лапушками, жалко мяукающими в поисках «молока».
Воспоминания о тренировках потянули за собой другие, более тревожные и горестные.
Александр и Вильям.
Иниго.
Моя бабуля…
– Фер, аше! – крикнула Асира, и повозка остановилась вслед за ферлом, послушно севшим на дорогу. Его гигантское тело почти перекрыло обзор.
Охранники откинули задний полог и грубо вывели меня под нещадно хлеставший дождь. Я мгновенно промок, продрог, но вода хотя бы смыла грязь с лица и, как мне хотелось думать, немного ослабила исходивший от меня запах.
Не самый приятный запах грязного тела.
Волосы сразу липкими прядями облепили лицо, по бороде мелкими струями потекла вода. В ботинках хлюпало на каждом шагу.
Я чуть не поскользнулся, но меня крепко держали некроманты. Пять лет назад я бы похихикал над этим, но теперь лишь украдкой вздыхал.
Все же хорошо, что очки мне больше не нужны. Но я продолжал подслеповато щуриться, чтобы не выдавать толику преимущества.
Как же холодно…
Пять лет я провел на территории Сожженных земель в качестве пленника. По крупицам собирая информацию, я смог узнать, что дело замяли – никакого прошения к императору, никаких волнений. Новым старшиной Бастарии стал лейтенант Отто.
Оставались только вопросы, как к этому отнеслись другие крепости…
Я посмотрел наверх, подтверждая свои догадки насчет нашего местонахождения.
Мы были в высоком лесу. Покров не плотный, скорее редкий – листья свернуты в трубочку. Именно по этим деревьям я и узнал, что мы в Смешанных землях. Такие росли только на западе Сожженных земель, как я помнил из записей бабули. По краям дороги полз густой кустарник, усыпанный белыми ягодами. Подлесок тянулся шагов десять, а затем переходил в густую чащу. Широкая дорога, словно прорубленная сквозь лес, извиваясь, уходила куда-то влево.
Широкая и не заросшая дорога… значит, ей часто пользовались.
А прямо перед нами стояла сторожка с одним окном – сбитая, плотная, словно кто-то усадил ее и прижал ладонью к земле.
И там горел огонь.
– Конечная станция, щенок, – проговорила Асира, проходя мимо.
– Конесьная стьянсия, фенок, – пробормотал я.
Асира замерла. Ой-ой.
– Ну-ка, повтори? – повернулась она ко мне.