Существо, бросившееся на подручную Пятиглазого, очень напоминало помесь волка и человека. Серая шерсть, мощные, когтистые лапы, широченные плечи, толстая шея… И голова на ней, одновременно похожая и на человеческую, и на звериную. Уши острые, торчащие кверху, загривок лохматый, лицо, сильно вытянутое вперед с переразвитыми клыкастыми челюстями. Остальное было не разобрать в этой куче окровавленных тел, рвущих друг друга на части.
Кроме того, что волкоподобному приходилось туго…
Он, видать, еще не совсем пришел в себя после ментального удержания. Только и хватило сил, чтобы броситься вперед, сбить с ног подручную Пятиглазого и несколько раз рвануть ее клыками и когтями. А потом его тело, долгое время лишенное движения, воды и пищи, начало быстро сдавать. Одноглазая бестия драла его своими когтями, прорубая в плоти получеловека-полузверя глубокие борозды.
Наконец, ей удалось подмять под себя обессилевшего, израненного мутанта. С торжествующим визгом занесла она свою когтистую лапу над его горлом, чтоб ударить в последний раз.
Но у нее не получилось.
Потому, что я тихонько подошел сзади и резко ударил «Бритвой» по запястью твари.
Она даже не поняла, что произошло. Не почувствовала боли, так как хороший нож зачастую режет безболезненно – боль приходит позже. Одноглазая ударила противника, метя точно в горло… но вместо того, чтоб убить, лишь обдала его потоком крови, хлынувшей из обрубка. А когтистая кисть упала на пол, продолжая сжимать пальцы словно в бессильной ярости.
Поняв в чем дело, подручная Пятиглазого обернулась, и я вновь поразился невинной чистоте ее взгляда. Никогда бы не подумал, что единственный глаз во лбу мутанта может быть настолько прекрасным. Я даже отвлекся на мгновение, уставившись на эту красоту, и чуть не прозевал момент, когда одноглазая попыталась ударить меня снизу второй лапой.
Но не вышло у нее. Дернулась вхолостую. Ее атакующую конечность из последних сил схватил своими лапами волкоподобный. И держал, трясясь от напряжения и аж скульнув тихонько при этом: мол, ты бы поторопился, хомо, надолго меня не хватит.
Я и не стал больше медлить. Сделал шаг вперед, схватил одноглазую за роскошные волосы, и, глядя прямо в ее прекрасный глаз, наотмашь рубанул «Бритвой» по длинной, красивой шее.
Голова легко отделилась от тела, будто на пластилине держалась. Что и говорить – когда моя «Бритва» в форме, ей нет равных, ни плотные мышцы, ни шейные позвонки для нее не препятствие. Лишь с каждой отнятой жизнью прибавляется лазурной синевы у клинка, гуще и насыщеннее становится его цвет, подпитываясь энергией смерти.
Я приподнял отрезанную голову на уровень своего лица, посмотрел, как угасает жизнь в огромном глазу, – и отбросил в сторону страшный трофей. Я не люблю убивать, но слишком часто приходится это делать, чтобы самому остаться в живых. И неплохо, черт возьми, когда вместо тебя умирает твой враг. Ибо очень обидно, когда случается наоборот. Я уже не раз умирал, я знаю.
– Снайпер? Ты?
Голос, раздавшийся за спиной, был до боли знакомым. Впрочем, поправлюсь: я, несомненно, по привычке так подумал. Это раньше он был «до боли», до дрожи во всем теле. Сейчас же – просто хорошо знакомый женский голос. Очень хорошо знакомый.
И я не ошибся. Обернувшись, я увидел девушку с синими глазами. Ее, как я понимаю, тоже захватил Пятиглазый. Но, поскольку сделал он это с ней позже, чем с остальными, она и пришла в себя раньше других. Кстати, и почему я раньше думал, что у нее глаза цвета чистого неба? Поэт, блин. Просто синие глаза. Как у многих.
– Ага, я, – сказал я.
И отвернулся, высматривая, куда подевалась пятая одноглазая тварь. Спряталась в толпе медленно оживающих «кукол»? Или убежала от греха подальше, бросив сестер? Кстати, если б они вдвоем бросились, серый мутант ничем бы мне не помог. На пару они нас сделали б как пить дать, разорвали в бастурму. Но тварь предпочла спасти свою шкуру. Впрочем, нельзя ее осуждать. Правильное решение. Своя-то шкура всяко дороже чужой будет.
Но одноглазой нигде не было. А вот на мое плечо легла рука и попыталась развернуть меня в свою сторону. Хммм… Не люблю я, когда меня пытаются повернуть куда-либо против моей воли.
Но все-таки я развернулся. Почему? Да просто вспомнил, что вроде как ради этой девушки я пришел в этот мир. Решил, что это мой Долг ее спасти. Именно так, Долг с большой буквы. Забавно. Глупо вешать на себя долги, когда ты ничего не должен. Тем более когда это выдуманные тобой же обязательства перед девушкой, которой ты совершенно не нужен.
Она стояла передо мной, пытливо вглядываясь в мое лицо, словно хотела найти там что-то. И, видимо, не находила. А что там можно найти, кроме чужой подсохшей кровищи, которая скоро высохнет совсем и начнет отваливаться, словно кора с трухлявого дерева?