Сдвинем с мёртвой точки дело,
И оно вперёд пойдёт.
Жизнь закатом догорела,
Ожидается восход.
Бег времён без остановки.
Мир не терпит пустоты.
Побеждает сильный, ловкий.
Почему бы и не ты?
Хватит глупых колебаний.
Миг приходит — выбирай!
Ведь Фортуна ждать не станет.
Выпал шанс, не упускай!
Иль родившийся в сорочке
Всем на свете не рискнёт?
Сдвинул дело с мёртвой точки –
Сделал самый главный ход.
И работа закипела.
Будет плата велика.
Всё же, в выигрыше смелый,
Чья не дрогнула рука…
/Елена Соколова/
Они смеялись, с кем-то обнимались, с кем-то пили, говорили мало — о войне не хотелось, о будущем было страшно, а настоящее не нуждалось в словах, по крайней мере, в обычных. Здесь и сейчас говорили глаза, улыбки, руки. Цепляли за душу песни, откликался в сердце простой и четкий ритм танца. И все чаще звучало, все увереннее: мы выстоим! И не просто выстоим, еще и в шею погоним, будут помнить, как рот на наш Город разевать! Кто-то, по-хмельному совершенно бесстрашный, вещал Орданну заплетающимся языком:
— Мы с вами, ваш величство! Мы — сила, будь их хоть бесова прорва, не победить им! Так все говорят, а народ врать не будет!
Лоцман, стоявший рядом, даже не думал сомневаться. Ночь сегодня такая, добрым словам можно и нужно верить. А утром… утром все может повернуться, страшнее, больнее и безысходнее, сейчас же страху не место здесь. Наверное, поэтому он так смело обнимает Тайри, а она и не думает отстраняться, и счастливый Лиард, глядя на парящий над площадью золотисто-алый силуэт, кричит прямо в небо, раскинув руки: “Фаэ, я люблю тебя! Просто знай это!”. И молодой король смеется и кружит над землей свою прекрасную невесту. Всему под вечными звездами свое время, и сейчас было время для счастья.
После полуночи наступило время «горькой чаши» — в память о тех, кто уже никогда не вернется домой. Черное поминальное вино обожгло губы горечью в полном молчании и было, по древнему — древнее Храма — обычаю выплеснуто в огонь. Люди смотрели в небо и вспоминали тех, кого уже не вернешь. Тех, кто навсегда останется рядом — пока стоит Город. Сначала тихо, потом громче зазвучал откуда-то непривычно-низкий, чуть надтреснутый голос флетты — здешней длинной свирели, заставляя мысли и сердца тянуться еще выше, нырять в память еще глубже. Поминальная мелодия, невыразимо-светлая, хрустально-печальная и неповторимая, как все, созданное человеческим гением в минуты истинного вдохновения, останавливала время и рассеивала Тьму. Даррен утонул в ней не меньше прочих. В его жизни не было потерь — Создатель миловал, но ведь это не навсегда. Поэтому он мысленно присоединял к плачу флетты слова молитвы о тех, кто дорог. Пусть смерть не посмеет коснуться их — сейчас и в ближайшем будущем. Пусть придет к нему, но не к ним, не к его Тайри, королю, его невесте, драконам. Не к тем, кто остался по ту сторону Звездной тропы. Как получилось, что все они стали ближе и дороже остальных? Кто знает…
Запрокинув лицо к звездам, тихо плакала Тайри. «Прости, Гай, я не узнала тебя тогда, на смертной тропе, не осталась и не бросилась следом… Не решилась на многое, пока мы еще были вместе. Проиграла бой, позволила тебя забрать, позволила жизни затянуть себя в омут других дел, вместо того чтобы искать и найти тебя… Что мне делать, Гай?!». Ответ давно был — в его прощальном письме. Не было сил решиться. Невозможно — как отказаться от памяти. Как перестать дышать.
**** **** ****
Город проснулся и не увидел не то, что солнца, даже тяжелых серых облаков над крышами. Все небо заполонили стигги. На этот раз их было столько, что казалось, между ними вовсе нет просветов, птицы парили буквально "крылом к крылу". Маги держали купол шесть часов — гораздо дольше, чем рассчитывали сами при такой плотности атаки. К сожалению, не у всех хватило сил, да и на стенах постоянно требовалась помощь. К полудню сплошную магическую оборону неба пришлось снять, оставив только Сеть. Правда, драконам было настоящее раздолье, да и Огненное лассо, которым мастерски владели Даррен и Тайри, собирало обильную кровавую жатву. Однако, вскоре горожанам показалось, что со стиггами сегодня и вовсе не удастся сладить. С каждым часом и птицы, и их наездники становились все умнее и изобретательнее, невозможно было предугадать, какой следующий сюрприз они преподнесут. Неожиданности оказались куда более смертоносными, чем все предыдущие. Свежие птицы несли в лапах какие-то свертки. При малейшей опасности они просто разжимали когти, и на головы обороняющихся сыпались небольшие, но очень прожорливые змеи, которых в Городе никогда не видели. Эти твари мгновенно вгрызались в человека, и уже ничто не могло его спасти. Болотные прыгуны были столь быстрыми, что многие просто не успевали заметить бросок хищной рептилии. Они умудрялись нападать даже на драконов, хотя их чешуя явно оказалась им не по зубам. Тем не менее, с десяток отчаянно работающих челюстями прыгунов порвали-таки крыло Алой драконице и вынудили ее покинуть поле боя. Рана была небольшой, но крайне болезненной, кроме того, Фаэ не могла поменять облик, пока не залечит ее — у людей ведь нет крыльев. Одри упросила ее спрятаться в одном из обширных залов королевского Дворца и принялась лечить старинными деревенскими снадобьями, от которых, как говаривал дед Одри, заживет что угодно. Стоило невесте короля оставить беспокойную крылатую пациентку, как рядом с ней тут же объявился Лиард. Он откровенно побаивался свою возлюбленную в боевом обличии, но старался проводить с нею любую свободную минуту.
Габриэль и Тила отправились в восточную часть города. Там, в основном, были жилые кварталы, и достаточно зажиточные, но оставались и склады с не вывезенной провизией, и два оружейных цеха, наспех построенных совсем недавно. Нельзя было позволить стиггам пожечь их. Крылатая кошка, обладавшая поистине невероятной реакцией, ловко уходила от птичьих атак, и де Рейвен не уставал восхищаться ею. Однако, силы его помощницы были не беспредельны, она начала уставать. Арбалетный болт с черным оперением, видимо, на излете, несильно ударил в кованое плечо кирасы, и Габриэль, почти не целясь, бросил в нагло сунувшегося вперед всадника тяжелый дротик. Мальчишка вскрикнул и свалился вниз, а стигг выронил сверток. И почти тут же в голос закричала Тила. Габриэль будто в собственной груди ощутил чьи-то острые зубы, жадно вырывающие клок за клоком. Он извернулся, как мог, чтобы посмотреть, что же случилось. Две змеи с какими-то перепончатыми отростками по бокам и заостренными крупными головами стремительно вгрызались под окровавленную шкуру его любимицы. Воин попытался избавить от них крылатую кошку. Одну он вытащил, но вторая достигла цели.
— Прости, Гром, мне не донести тебя до земли… — мысленный голос кошки был слаб из-за захлестывающей сознание физической боли, — прощай, воин, и помни — я дождусь…
Капитан королевской гвардии только крепче обнял Тилу, которая уже едва могла судорожно взмахивать крыльями. Еще немного, и воздух перестал ее держать — похожая на ущелье улица устремилась им навстречу. Неожиданная боль заставила де Рейвена разжать руки и изогнуться в пронзающей все тело судороге. Он не сразу понял, что это не ощущения его умирающей летуньи, это вражеский тяжелый дротик, усиленный кровавой магией, пробил его легкую кирасу. Белой крылатой кошке с золотистым треугольником на лбу не придется долго дожидаться своего всадника. На Серый Тракт они ступят вместе.
Тайри никогда в жизни не смогла бы объяснить, что вдруг на нее нашло. Она замерла, опустив руки, посреди боя, и только милостью Создателя ее не разорвали стигги. В ставшем мгновенно серым мире исчезли все звуки, только плыл из невообразимой дали печальный голос колокола по имени Черный вестник — так звонили в храмах, когда отпевали усопшего. И болела пустота, зияющая в сердце, образовавшаяся от потери кого-то родного. Секунду спустя, крики птиц, стоны, лязг железа снова обрушились на Хранительницу: командир арбалетчиков немилосердно тряс ее за плечи:
— Госпожа, очнитесь же! Нас сейчас растерзают ко всем морским демонам!
Тайри вздрогнула, резко провела ладонью по лицу, размазывая кровь, и снова раскрутила Огненное лассо. Действуя совершенно механически, она думала только об одном: кто? Кто из ее друзей ушел за Грань, так и не успев попрощаться? Не было ни секунды на призывы и поиски, оставалось полагаться на интуицию. Перебирая одно имя за другим, волшебница нашла наиболее вероятный ответ и содрогнулась. Создатель милосердный! Он ведь был самым беззащитным из них перед магией, самым преданным другом и лучшим наставником. Он был всего лишь солдатом, а его летунья — всего лишь кошка, хоть и разумная…