Рот Его был судорожно распахнут, словно он все еще выдувал из себя трупный дух, уничтожающий все живое.
Распухший бордовый язык вывалился набок, и по нему из Его нутра медленно стекало на землю густое, неряшливое кровавое месиво.
Это был Его последний выдох.Наконец люди в сапогах осторожно окружили Его.
Потом кто-то слегка пнул тело.
Потом пнули сильнее.
Убедившись, наконец, что Он мертв, все оставили Его и ушли.
Ушли к тем, кого Он расстрелял несколькими часами раньше.
Их осторожно подбирали в разных местах и бережно укладывали рядком на траву в тени высокого забора.
Их было пятеро.
Было – и не стало.Он давно знал, что все Его презирают.
Сокурсники в военном училище в глаза смеялись над Ним.
Смеялись над связью с женщиной старше Его на двенадцать с лишним лет.
Она была некрасивая и с огромным, в пол-лица, родимым пятном.
Он тщательно скрывал эту связь ото всех. Но однажды, выпив лишнего в увольнении, зашел к ней с сокурсниками, показавшимися своими в доску.
Как же над Ним потом издевались!
Не физически, конечно. Но от слов было еще больнее, чем от побоев.
Он перестал к ней ходить.
Тогда она сама пришла к Нему.
Все училище пялилось из окон.
Его затрясло от злобы и унижения.
Вместо «здравствуй», Он наотмашь ударил ее по лицу, а когда она упала на ступеньки, стал пинать, пинать…
Его еле оттащили.
Тут недавние мучители вдруг стали Его лучшими друзьями.
Благодаря их дружному заступничеству, истеричная выходка легко сошла Ему с рук.
Но та, которую Он унизил еще больше, чем унижали Его за связь с нею, все же была женщиной.
Существом другого пола.
И она Ему снилась.
Снилась в самых похотливых позах.
И днем вспоминалась.
Вспоминалась в бесстыдных желаниях.
Он долго мучился, не зная, что делать со страстью, сжигающей Его изнутри.
И опять пошел к ней.
И она Его приняла.
И вскоре об этом опять узнал весь курс.
И Его стали презирать еще больше.Ночью, когда вся казарма засыпала.
Он вспоминал свое детство.
Большой город на Кубани.
Родительский дом, просторный и белый.
Небольшой сад. Виноград. Огромное ореховое дерево. Несколько гранатовых кустов.
И огромные сараи с клетками.
Множество клеток с кроликами и нутриями.
И как самое дорогое Он вспоминал те дни детства, когда они с отцом, отточив ножи до бритвенной остроты, обдирали этих вялоглазых беззащитных животных.
Как бы Он хотел видеть на месте этих окровавленных тушек тела своих товарищей, сладко спящих по соседству!
С каким бы наслаждением Он, подвесив их за ноги, медленно, осторожно подрезал бы им кожу острым ножом, обнажая мышцы, красные от надрезанных капилляров.
Как бы они крутились жгутами, как визжали бы от боли, переходя с крика на такой низкий утробный вопль, что слышался бы только плаксивый, захлебывающийся свист.
От таких картин Он сладостно потягивался всем телом и, удовлетворенный своей буйной злобной фантазией, наконец засыпал.Когда Его первый раз поставили в караул и дали в руки автомат с боевыми патронами, Он даже опешил от неожиданной мысли:
«Автомат… чем он хуже ножа?»
Автомат нисколько не хуже.
Автомат куда лучше самого острого ножа!
И Он стал ждать.
Ни дня, ни часа Он себе не назначал, положившись на судьбу.
Не выбирал, кто именно станет Его первой жертвой.
Он ненавидел всех.
Одного за то, что тот был выше Его ростом.
Другого за то, что ниже Его ростом.
Третьего за то, что отметки у того лучше, чем у Него.
Четвертого за то, что тот на ногу Ему наступил.
И когда Он очередной раз заступил в караул, сперва, вроде, и начинать не хотелось.
Караул в училище небольшой – два поста.
Один – невдалеке от караульного помещения, у склада ГСМ.
Другой – у знамени училища.
Начальник караула и его помощник, он же разводящий – оба сержанты.
Двое на посту, двое – бодрствующая смена, двое – отдыхающая.
В тот момент Он как раз был в бодрствующей смене.
Было около четырех утра.
Он играл с напарником в шашки.
И проиграл.
Залез под стол и, как полагалось, прокукарекал два раза.
Вылез.
Отряхнул пыль с коленок.
Обошел стол, за которым Его товарищ весело расставлял шашки для новой партии.
Подошел к оружейной пирамиде, где стояло четыре автомата, взял свой.
Покачал его в руках.
Товарищ оглянулся, но лишь скользнул по Нему взглядом и продолжал расставлять шашки.