— Может, придется тебя оставить на хозяйстве. Тупые Сан Сеича забрали.
— Ого! — пробормотал Гош. — Начинается…
— Вот именно, — кивнул Белый, нехорошо глянул на него исподлобья, и ушел.
Гош, зябко обхватив себя за плечи и отчаянно стуча зубами, выбрался на кухню. Там Цыган мыл посуду.
— Живой? — спросил он так же, как минуту назад Белый, только с более дружелюбной интонацией. — Завтрак на столе.
— Я себе налью? — спросил Гош, открывая шкафчик. — Для сугреву.
— Десять баксов, — выдал Цыган свою любимую присказку. И как-то странно помотал головой, скорее даже покачал ею из стороны в сторону.
Гош сделал выдох, крепко сжал в руке стакан и опрокинул водку в себя. Крякнул, уселся за стол, налил чаю и начал его прихлебывать, чувствуя, как по всему телу расплывается блаженное тепло. За прошедший с момента пробуждения кошмарный год он употребил великое множество самых разных горячительных напитков, но только этот оказался горячительным в буквальном смысле.
Неожиданно он вспомнил, как его вышибали из Тулы, и неприязненно скривился. От делегации недоумков тогда разило так, что впору было закусывать. Гош выпивал от тоски и страха. «Тупые» пили для веселья. Поэтому Гош принимал стакан-другой на ночь, чтобы лучше спалось, и принципиально не опохмелялся. «Тупые», напротив, откупоривали пузыри на рассвете и продолжали квасить дотемна. Эта дурная привычка здорово сбивала им прицел и мешала рулить. И она же, на взгляд Гоша, уничтожала все шансы на то, что бедняги когда-нибудь по-настоящему «проснутся».
— Когда Сан Сеича забрали? — спросил он.
— Утром. Человек двадцать приехало. Боятся нас, уроды…
— Вряд ли. Им просто делать нечего.
— Нет, — отрезал Цыган. И кивнул. Гош настороженно прищурился.
— Ты заметил что-то необычное? — спросил он.
— Да, — Цыган мотнул головой. Гош внутренне пожал плечами и решил пока на эти странности не обращать внимания.
— Они все были трезвые и очень настороженные, — объяснил Цыган. Сегодня у него явственнее обычного прорезался акцент. Произносимые им русские слова звенели и играли, потому что мягкие звуки Цыган проговаривал совсем мягко, а жесткие — чересчур жестко. — Знаешь, не злые, как это обычно у них, когда нас видят, а именно настороженные. Внимательные такие… Все озирались, будто ищут кого-то. Я еще подумал сначала — не тебя ли. А потом сообразил — это они, гады, просто к обстановке привыкают. Мы их раньше не пускали сюда. А они же боятся всего нового, непривычного. В следующий раз явятся, озираться уже не будут. Сразу палить начнут.
— Сказали, зачем им Сан Сеич? — спросил Гош, накладывая себе в тарелку каши.
— А то, — Цыган опять изобразил головой загадочный утвердительный жест. — Его главный вызвал. Их главный. Зар-раза…
— Не нервничай, — посоветовал Гош. — Обойдется.
— Ох, не знаю. Белый говорит, если к завтрашнему утру Сан Сеич не вернется, пойдем город с землей ровнять.
Гош поморщился. Еще пару недель тому назад он сам бы первый вызвался на такое заманчивое предприятие. А вот теперь… Во-первых, он не был уверен, что карательная экспедиция что-то даст. Например, оживит Сан Сеича, буде «тупые» вздумают его расстрелять. Во-вторых, при мысли о стрельбе по живым людям, пусть и «тупым», он как-то больше не чувствовал энтузиазма. А ощущал, скорее, легкое беспокойство. Вспомнилось почему-то, что пуля — дура. И что нормальный человек не развязывает войны, а устраивает переговоры.
И что разговор с позиции силы — прерогатива тупых. Не теперешних, у которых имелся довольно определенный диагноз, а вообще — тупых. А за спинами этих тупых, которые бегают, размахивая оружием, прячутся сволочи и их подталкивают на убийство. И таким образом вместе гробят нормальных спокойных людей.
Цыган поставил сушиться последнюю тарелку, закрыл кран, вытер руки передником, уселся напротив, вытащил сигареты, закурил и как-то очень внимательно заглянул Гошу в глаза. Видно было, что он взвинчен до предела, но пока сдерживается.
— Начинаю верить в судьбу, — объявил он сквозь клубы дыма. — И в то, что история повторяется.
— Какая история? — невнятно поинтересовался Гош, жуя. Ему вдруг захотелось выпить еще.
— История, которую ты принес с собой. История Регуляторов и Линкольнской фермерской войны.
— Давай по стакану? — предложил Гош.
— Мне не стоит. А ты пей, не стесняйся. Условно-досрочно освобожденный… Что это значит?
— Вот это и значит. Кто сказал меня выпустить? Сан Сеич?
— Нет. Он если и хотел, то не успел. Белый сам распорядился. Мы как раз собирались с ним поговорить… Только ты не думай, что он это от большой любви. Он просто считает, что сейчас каждый человек на счету. А уж ты-то с твоим опытом…
— Каким еще опытом? — удивился Гош, доставая из шкафчика бутылку.
— Боевым, — веско сказал Цыган. Услышав это, Гош передернулся всем телом.
— Знобит? — спросил Цыган участливо. — Ты поешь и сразу ложись. Может, еще и аспиринчику? Точно. А то вдруг заболеешь.
— Посмотрим, — сказал Гош, опрокинул второй стакан и, отдуваясь, снова принялся за кашу.
— Ты прости нас, Гошка! — выпалил Цыган.
— Да ладно… — промямлил Гош, краснея.
— Мы ж не ведали, что творили. Костя все рассказал. Знаешь, у меня будто глаза открылись…
— Я мог и ошибиться.
— Если бы! Гош, а ты, случаем, не психолог был, а?
— Кто его знает. У меня такое впечатление, что я всем понемногу был. Это-то и хуже всего. Если б хоть что-то выпирало, превалировало… А так — всего по чуть-чуть и ничего конкретно. Обо всем на свете хоть самую малость, но знаю. Но именно самую малость.
— Н-да… И все-таки — прости.
— Да простил уже, простил. Забудем?
— Забудем, — Цыган удовлетворенно кивнул. На этот раз именно кивнул. — А еще я бы очень хотел забыть твои рассказки про Регуляторов штата Нью-Мехико. Прямо никак из головы не идет. Уж больно похоже.
— Не особенно. Линкольнская фермерская война началась из-за разногласий между ирландцами и англичанами, — возразил Гош. — Ирландцы контролировали рынок сельхозпродуктов в штате Нью-Мехико, а англичанин Танстелл не хотел продавать им свою землю. Вот и весь конфликт, из которого выросли Регуляторы и банда Кида.