– О, да! С удовольствием! – воскликнула Лена. – Пожалуйста, господин Гумбольдт, можно?
– Об этом и речи быть не может. Что вы себе думаете? Элиза, что за безобразие? Сегодня такой же день, как и все другие. У нас масса работы, кто ее будет делать за вас?
– В виде исключения, – попросила она. – Завтра все снова будет как прежде. Думаю, всем этого хочется.
– Пожалуйста, господин Гумбольдт!
Исследователь долго смотрел в стол, потом кивнул:
– Ну ладно, не хочу быть злодеем. Но мне нужно ненадолго съездить к Пфефферкорну. Должен рассказать ему, как все прошло. А вы пока подготовьтесь. Не успеете и глазом моргнуть, как я вернусь.
– Пожалуйста… останься, – Элиза не сводила с исследователя огромных глаз.
Гумбольдт недоуменно пожал плечами:
– Неужели я не могу отчитаться перед своим другом? Что такое?
– Просто у меня нехорошие предчувствия…
Взгляд исследователя помрачнел:
– Мы уже это обсудили.
– Да, но…
Он подошел к ней, и выражение лица у него смягчилось. Он нежно взял женщину за руку.
– Послушай, Элиза, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. У меня тоже был случай, когда я на короткое время лишился способностей. Ослеп на несколько дней из-за отравленной стрелы индейцев на Амазонке. Неприятное чувство. Но это не повод сдаваться. Если тебя утешит, я возьму оружие.
– Но…
– Обсуждение закончено, – он встал. – Ждите меня к обеду, и тогда я сыграю в любую игру, какую захотите.
С этими словами он надел пальто и пошел к двери.
Хайнцу Берингеру пришлось дважды посмотреть в оптический прицел, чтобы убедиться, что он не совершает ошибку. Все правильно: исследователь только что вышел из дому. Высокий, крепкий, энергичный. Рожденный побеждать. Гумбольдт надел цилиндр и поднял воротник.
Об этом парне ходили самые диковинные слухи. Когда Берингер его увидел, тут же припомнил всякие истории. До этого он считал его самым обычным карьеристом. Впрочем, теперь это безразлично. Человеку перед ним осталось жить несколько мгновений. Берингер вынул изо рта сигарету и отшвырнул ее.
В этот миг дверь еще раз открылась. Во двор вышла еще одна особа. Ведьма.
Распущенные волосы, золотые кольца в ушах, кожа цвета эбенового дерева. На ней были простые башмаки и длинное платье, расшитое цветными узорами. Настоящая красавица, если бы не темная кожа. Она бросилась в дождь за Гумбольдтом и стала ему что-то говорить. Похоже, они ссорились. Палец с курка Берингер не убрал. В нем нарастал охотничий азарт. Тихонько, даже сам того не понимая, он начал напевать песенку. Это песенка из его родных мест, ему еще бабушка ее напевала.
Гумбольдт сделал шаг в сторону. Берингер ждал. Позиция у него была выгодная.
Теперь все шло само собой. По венам побежал адреналин, и стрелок стал одним целым со своим оружием. Отдался во власть инстинкта. Последний раз проверил ветер, прикинул в уме отклонение пули, посмотрел, в каком направлении двинулся Гумбольдт, и высчитал, куда нужно целиться.
Время как будто замерло на мгновение, а потом пуля с глухим щелчком начала свой путь.
22
Гумбольдт повернулся.
– Послушай, Элиза. Прости, что я был так резок в доме. Мне не хотелось, чтобы ты думала, что я жестокий и холодный. Я и сам от себя страдаю. Просто этого не видно. Обещаю, что как только я вернусь, мы…
Элиза подняла голову и прислушалась. Потом обернулась. Похоже, она потеряла к разговору всякий интерес.
– Элиза, я…
Ничего не объясняя, она шагнула в сторону.
– Элиза?
Ее тело вздрогнуло, как от удара током. Она повернулась к исследователю, протянула к нему руки и упала вперед. Только благодаря хорошей реакции тот подхватил женщину.
– Что?..
Он наклонился вперед, чтобы посмотреть. В тот же миг услышал, как в воздухе что-то просвистело. Из двери конюшни брызнули щепки. Словно из ниоткуда в древесине образовалась дыра.