– Заколоть беззащитного человека – это в вашем стиле.
– Считайте это проявлением патриотизма, Фалькенштейн. Я думаю только о благе нации, как и вы. Вперед!
Едва они оказались внутри, отверстие с тихим шумом закрылось. Они вступили в темный коридор, который привел в круглое помещение с куполообразным потолком. На стенах мерцали отсветы пламени свечей. В нишах между шкафами висели портреты выдающихся личностей, потемневшие от времени и недостатка солнечного света. Один из изображенных на них показался Оскару знакомым.
– Это не?..
– Александр фон Гумбольдт, мой отец.
– Уверен, он перевернулся бы в могиле, если бы увидел вас сейчас, – заявил Фалькенштейн. – Вы – позор для своей семьи.
– Вы так думаете? – на губах исследователя промелькнула улыбка. – Может быть, да, а может быть, и нет. Насколько я знаю, он был человеком знаний и принципов. И питал отвращение к слепому национализму. Осмелюсь предположить, что он бы одобрил то, что мы делаем, но размышления на эту тему бесполезны. Лучше скажите, что это за помещение.
– Это наша раздевалка. Здесь мы переодеваемся перед работой в храме.
Гумбольдт открыл пару шкафов и обнаружил там длинные черные плащи, белые фартуки и такого же цвета перчатки. На верхних полках лежали искусно изготовленные маски.
– Кажется, мы первые. Отлично. Собрание назначено на девять, а значит, у нас еще… – он поднес часы к свету, – …двадцать пять минут.
– Откуда вы знаете, когда мы встречаемся?
– Членом этой ложи был мой отец, уже забыли? Мне знакомы ваши традиции. Который из этих шкафов ваш?
Фалькенштейн недоверчиво покосился на исследователя и указал на последний в ряду. Тот был намного больше остальных и украшенный более изысканной резьбой.
– Что вы задумали?
– Скоро все узнаете.
Гумбольдт подвел пленника к шкафу и открыл дверцу. Внутри был плащ, пара перчаток и церемониальная шпага. Гумбольдт вынул предметы и внимательно осмотрел.
– Меч досточтимого Мастера, я поражен. Похоже, действительно старый. Теперь нужно немножко изменить внешность. Шарлотта, позаботишься о нашем подопечном, пока я переодеваюсь?
– С большим удовольствием! – она взяла шпагу и направила ее на грудь генерала.
Фалькенштейн криво улыбнулся.
– Осторожно, девочка, это не пилочка для ногтей. Ты и сама можешь пораниться.
Шарлотта быстро приставила клинок к его горлу.
– Не говорите такого. А то я начинаю нервничать. К сожалению, я не владею шпагой так же хорошо, как мой дядя. Если испугаюсь, могу надавить чересчур сильно. Ну как, хотите такого?
Фалькенштейн промолчал. Похоже, угрозу он воспринял всерьез. Оскар улыбнулся. Он-то знал, что Шарлотта отлично обращается со шпагой. В маленьких дуэлях, которые они регулярно устраивали, она почти всегда выходила победительницей.
Тем временем Гумбольдт накинул на плечи плащ и надел перчатки. Поверх них надел кольцо Фалькенштейна и опоясался мечом. Превращение было поразительным. С маской на лице его невозможно было узнать. Настоящий тамплиер или розенкрейцер. Выдать мог только голос, но об этом Гумбольдт позаботился заранее. Он приладил под воротником лингафон и настроил прибор так, чтобы тот придавал его речи регистр Фалькенштейна. Превосходная и абсолютно убедительная маскировка, если он не выдаст себя какой-нибудь мелочью. Но исследователь не планировал продолжать спектакль долго. Все будет зависеть от произведенного эффекта, и он был уверен, что не промахнется мимо цели, если взорвет бомбу.
43
Постепенно собрались уважаемые члены ложи. Приходили по одному, переодевались и входили в большой храм, где уже расположился Гумбольдт.
Исследователь сидел на стуле, принадлежавшем великому Мастеру, сложив руки на мече и надвинув маску пониже, чтобы никто не узнал его лица.
Оскар и Шарлотта притаились в нише чуть подальше. Скрытые одной из тринадцати колонн, они наблюдали за развитием событий. Фалькенштейн сидел за ними и дремал. С помощью маленькой инъекции Гумбольдт вывел генерала из строя. Иначе велика была опасность того, что он обнаружит себя на церемонии. Прислонившись спиной к стене и свесив голову набок, Мастер мирно посапывал.
В зал вошли последние из приглашенных. Все были в масках, но у Оскара было такое чувство, что пару человек он точно знал. Если верить Фалькенштейну, здесь собрались самые могущественные мужи империи.
Пока все шло гладко.
Узнать о ритуалах и традициях масонов было не так просто. Братство оставалось очень закрытым для внешнего мира, но друг Гумбольдта Юлий Пфефферкорн, долгое время сам бывший масоном, снабдил компанию важными сведениями и советами. В том числе и словами клятвы Мастера, которую исследователь и продекламировал перед собравшимися масонами вместо приветствия.