– А что говорила ваша совесть, когда вы пытались убить императора? – холодно улыбнулся Гумбольдт, раздавая конверты. – По сравнению с этим мои требования совершенно безобидны. О, вот конверт для господина Фалькенштейна. Не может ли кто-нибудь его подержать, пока досточтимый Мастер полностью не придет в себя?
– Я возьму, – вызвался Кронштедт. – Что вы для него придумали?
– Эмиграцию, – ответил Гумбольдт. – Поскольку он дирижер и глава банды, ему самый строгий приговор. Несколько лет за границей пойдут ему на пользу. Лучше подальше. Идеально подошел бы Китай, – он протянул конверт Фалькенштейна начальнику полиции. – Так, мы все выяснили. Вы получили указания. Выполняйте. И выбросьте из головы мысли отомстить мне или моей семье. Документы, о которых я говорил, останутся там, где они сейчас, и в любое время могут «выстрелить». Понятно?
Оскар растерялся. Самые могущественные мужи империи опустили головы и сгорбились, словно группка учеников, пойманных за дракой на переменке. Гумбольдт строго оглядел их и сказал:
– Пойдемте, дети. Мы свою работу сделали. Уверен, что господам хочется поговорить друг с другом по душам. Мое почтение! – он чуть склонился в поклоне, и они вышли из храма.
Довольно долго они шли молча. Почти у самой кареты Оскар отважился спросить:
– Что будет с машиной времени? Ты действительно хочешь ее уничтожить?
– Да, – вздохнул Гумбольдт. – Разберу до последнего винтика. И даже думать о ней больше никогда не буду.
45
Шли дни. Приближалась дата, которую все так ждали и боялись. Пятница, 18 июня 1895 года. День, в который, согласно документам, Элизу должны были убить. Было указано и время – 9 часов 10 минут утра. И этот час неотвратимо приближался.
Чтобы справиться с нервозностью, все окунулись в работу. Ухаживали за садом, убирали в доме и во дворе, обновляли конюшню. Гумбольдт демонтировал машину времени, оставил несколько частей, а все остальное превратил в обломки, включая и меньшие прототипы из лаборатории в подвале. Как Гумбольдт и собирался, он уничтожил все документы и написал своему другу Николе Тесла, что маленький механический человечек Герон ему больше не нужен. Работал молча, и только раз заметил Оскар, как он тайком утирает слезу. Это было тяжелое решение, но отец не тот человек, который поддается чувствам. Письмо, заставившее его и тех, кого он любил, спасать будущее, вынудило исследователя разрушить свое самое важное изобретение и оставить все мысли хоть когда-нибудь его воспроизвести. Он занимал себя ежедневным чтением газеты, визитами в город, разговорами с друзьями и знакомыми. Сообщения давали надежду. Никаких признаков нового покушения, недовольства народа и никаких слухов о гражданской войне и прочих ужасах. Советник Штангельмайер, шеф тайной полиции и воспитатель императора, совершенно неожиданно заявил об отставке, объяснив свое решение почтенным возрастом и проблемами со здоровьем. Министерский советник Штрекер также заявил о своем уходе с политической арены. Скандал с участием сына подорвал его авторитет и сделал невозможным дальнейшее пребывание в министерстве. Удивились немногие. Процесс против сына начинался через несколько недель, но всем было ясно, что его признают виновным. Пред судом должен был предстать и Хайнц Берингер по обвинению в серьезных правонарушениях: кражах, укрывательстве и вымогательстве. Оскар привел комиссара Обендорфера в тайное убежище, и найденного там краденого добра было уже достаточно, чтобы засадить этого прохвоста за решетку лет на десять. О генерале Фалькенштейне почти ничего не было слышно, но прошел слух, что по финансовым причинам и из соображений карьерного роста он собирается в следующем году переехать в Китай, где будет служить военным советником.
Похоже, план Гумбольдта удался.
Что касается личных вопросов, то и тут новости были самые благоприятные. Встреча с директором университета Шпренглером, на которую они не смогли попасть из-за происшествия перед музеем, состоялась и закончилась наилучшим образом. Оскар и Шарлотта были допущены в университет и могли начинать учебу в зимнем семестре. Гумбольдт принял предложение и радовался, что сможет начать все заново. Все было хорошо, кроме одного. Оставался один день, который омрачал радость. Если рассуждать логично, то ничего не могло случиться. Ход событий изменился. Император остался жив, группа заговорщиков разоблачена, Берингер сидел в тюрьме. Ничто не могло испортить им жизнь. Но тень сомнения все же оставалась. Не было ли это ошибкой? Все ли они обдумали? Нет ли еще кого-нибудь, желающего лишить исследователя жизни? Спрашивать Элизу не имело смысла. Ее способности стали проявляться хуже – совсем так, как написано в документах Гумбольдта. Она больше не могла видеть будущего. Видела только расплывчатые образы, которые могли значить все или ничего. Все попытки получить ответ кончались разочарованием. Итак, они ожидали указанной даты и надеялись на лучшее.