– Что случилось?
Шарлотта склонила голову.
– Кажется, мне что-то послышалось. На улице.
Во дворе раздался шум. Топот копыт по гравию. Берт вернулся. Он сопровождал экипаж, в котором сидел маленький человечек в цилиндре и очках в золотой оправе.
– Доктор. Подождите, я ему открою, – Оскар вскочил и побежал открывать дверь.
Пока Берт помогал поставить экипаж в удобном месте, доктор с чемоданчиком в руках поднялся по лестнице.
– Добрый день, мое имя Делиус, – представился врач с явным южно-немецким акцентом. – Ваш юный коллега сказал, что речь идет о серьезном случае?
– Вот именно. Спасибо, что приехали так быстро. Пожалуйста, идемте за мной.
Оскар провел медика в гостиную, где его уже ждали Гумбольдт и все остальные. Оба мужчины тепло поприветствовали друг друга, и Делиус занялся пациенткой.
Он работал быстро и профессионально. Осмотрел, посчитал пульс, прислушался к дыханию, проверил глазные рефлексы. Одновременно расспросил Шарлотту, как произошел несчастный случай. Выражение его лица было серьезным. Все это заняло довольно много времени, наконец, врач отложил стетоскоп в сторону.
– Сколько она уже в таком состоянии? – обратился он к Гумбольдту.
– Добрых полчаса, – ответил тот, сверившись с карманными часами.
– Хм, – задумчиво кивнул Делиус.
– Что скажете? Плохо дело?
– Не нравится мне это, – согласился доктор. – Возможна травма черепа второй, если не третьей степени. Она не просто без сознания, она в коме. Видите, отсутствуют глазные рефлексы и реакция на боль? Женщину нужно поместить в больницу. Все, что я могу сделать, это зашить рану. Все остальное от меня не зависит.
– А когда она придет в себя?
– Не могу сказать. Может быть, через полчаса, а может быть, и через несколько недель или месяцев. Я читал о пациентах, которые находились в таком состоянии целый год. Но не будем думать о худшем. Везите ее в больницу к профессору Вайсшаупту. Он главный врач и мой хороший друг. Специалист в области повреждений мозга. Она будет в хороших руках. Если хотите, я поеду с вами.
– Я был бы вам очень благодарен.
Делиус сочувственно посмотрел на Элизу.
– Бедняжка. Как она могла так упасть?
– Если бы я знал, – пробормотал Гумбольдт. – Я позабочусь о носилках. Дети, предупредите Берта, чтобы он готовился ехать.
– Я это сделаю, – вызвалась Шарлотта. – Чувствую себя виноватой в том, что произошло.
– Вздор, – отрезал исследователь. – Несчастный случай, ничего более.
– Ты уверен? – Оскар уже давно поглядывал в прихожую. – А может, и нет.
– Почему?
– Посмотри… – юноша указал на напольные часы на полпути к кухне.
– Не понимаю…
– Часы. Они остановились. А ведь сегодня утром я их заводил.
– Может быть, остановились во время падения, – предположила Шарлотта. – Даже пол задрожал.
– Да, но посмотрите на циферблат, – Оскар показал на римские цифры.
По спине стекла струйка пота. Это не может быть случайностью. Стрелки указывали время, которое в записях Гумбольдта из будущего обозначалось как время смерти.
Девять часов десять минут.
47
Состояние Элизы не изменилось. Друзья ежедневно проводили по несколько часов у ее больничной койки, иногда вместе, иногда по одному. Гумбольдт почти не отлучался. Только работа и потребность в ночном отдыхе могли увести его от спутницы, да и то лишь на короткое время.
Элиза как будто спала. Повязку с головы уже сняли, рану зашили. Небольшой шрам на лбу – вот и все, что осталось от несчастного случая. Никто не мог объяснить, почему же она не приходит в сознание, даже главный специалист по травмам мозга. Он сказал, что одного падения недостаточно, чтобы пациентка оказалась в таком состоянии, но человеческий мозг слишком мало исследован, чтобы знать вопросы на все ответы.
У Гумбольдта была другая теория.
Оскар узнал о ней, когда приехал в больницу в среду вместе с Шарлоттой.
Стояло чудесное утро. Окна были открыты, по комнате гулял теплый ветерок. Щебетали птицы, вокруг роз под окнами гудели пчелы и шмели. Гумбольдт сидел рядом с кроватью Элизы. Рядом с ним лежала газета и лист бумаги, на котором было несколько диаграмм и формул.
«Он ужасно выглядит», – подумал Оскар. Не брит, с темными кругами под глазами. Но вслух, конечно же, юноша ничего не сказал. Гумбольдт заметил их, когда они уже были в комнате.
– О, привет! – встрепенулся он. – Входите. Сейчас освобожу стулья.