Хотя обе стороны утверждали, что уверены в исходе, период проведения этих исследований определенно стал для всех очень нервным.
Да и для меня тоже. Примерно в это же время, в середине нулевых годов, мы с Марком Олшейкером много говорили о правах жертв. Возникало ощущение, что иногда о гуманности к жертвам забывают из-за перекоса в сторону прав преступников, особенно тех, кто осужден за убийство. В то время также шли жаркие споры о смертной казни. Я поддерживаю эти споры, когда речь заходит об определенных типах преступников.
Меня попросили выступить в Университете Вандербильта в Нэшвилле, штат Теннесси. Там провели серию собраний, посвященных смертной казни, и хотели, чтобы я поучаствовал в одном таком собрании. Скотт Туроу, выдающийся писатель, адвокат и бывший прокурор из Чикаго, уже выступал там. После службы в знаменитой комиссии штата Иллинойс по применению смертной казни, а также после долгого анализа и самоанализа, Туроу пришел к выводу, что не существует эффективного способа добиться абсолютно честного исполнения законов, отсутствия предвзятости, объективности, да и просто защиты от дураков.
Сегодня я не могу согласиться с некоторыми выводами Туроу. Нельзя отрицать, что он считается автором одного из самых полных, рациональных и четких высказываний по этой теме. Я знал, что он представит свою точку зрения очень убедительно и вдохновенно. Хотя я понимал, что атмосфера университета не станет для меня слишком гостеприимной, но предположил, что на форуме должны услышать и другое мнение.
Однако нельзя было представить себе более худшего времени для подобного заявления. Я пойду туда, чтобы поговорить о смертной казни – и вот конкретный случай, доказывающий, как казнили невиновного человека! Я долго и напряженно думал, следует ли мне идти на этот разговор.
Образцы проанализировали дважды с разницей в несколько недель в Центре судебной медицины. Это известная лаборатория в канадском городе Онтарио, там обрабатывают тысячи случаев ежегодно. Двенадцатого января 2006 года аппарат Уорнера объявил о результатах исследований. ДНК Роджера Коулмана полностью, безо всяких исключений, совпала с образцом материала, взятого с тела Ванды Маккой. Вероятность того, что убийца не Коулман – другими словами, что есть другой преступник, чья ДНК полностью совпала с ДНК Коулмана, – составила не более одного шанса против 19 миллионов.
«Мы искали истину, применяя технологию ДНК, недоступную в то время, когда власть штата осуществляла окончательную уголовную санкцию – гласило заявление Уорнера. – Подтверждение присутствия ДНК Роджера Коулмана было приведено в приговоре и в назначении меры наказания. Также мои молитвы были с семьей Ванды Маккой в то время».
Это именно то место, где им и следовало быть.
Реакция СМИ была незамедлительной. «Как может кто-то с такой невозмутимостью, с таким достоинством, с такой внутренней уверенностью говорить эти последние слова, особенно если он виновен?» – процитировала газета Washington Post слова обманутого Джима Макклоски.
«Остановите журналистов – оказывается, насильники и убийцы тоже лжецы», – написал Майкл Паранзино, адвокат с юридическим образованием Йельского и Нью-Йоркского университетов, бывший член Конгресса, основавший организацию Throw Away the Key (что переводится как «Выбросить ключ», то есть посадить в тюрьму надолго).
«Откровенно говоря, я чувствую, что тяжесть мира свалилась с моих плеч, – заявил ведущий прокурор Томас Скотт. – Только представьте себе, если бы все обернулось иначе, мы бы наверняка стали козлами отпущения».
Позже, с огромным достоинством и красноречием, Макклоски признался Энтони Бруксу из NPR: «Это очень… горькая пилюля, но ее нужно проглотить. Правда всегда есть правда. Мы, те, кто ищут правды, особенно в вопросах уголовного правосудия, обязаны выжить или умереть от меча ДНК».
Какие же уроки были извлечены из дела Роджера Коулмана? Пожалуй, их несколько. Несмотря на избитую истину о том, что все мы при определенных обстоятельствах можем убивать, я бы сказал, что большинство из нас не способны на убийство. То есть: убийцы, особенно жестокие убийцы, те, кто принуждают жертв к сексу и намеренно причиняют им боль, не похожи на нас, и пора бы уже это понять. Мы не можем себе представить, как лжем в чем-то важном с моральной точки зрения, даже если честность обернется против нас. У большинства родителей есть опыт более сурового наказания ребенка за ложь, чем за проступок, повлекший за собой ложь. Истина священна для большинства из нас, по крайней мере, как идея.