Время снова потекло медленно и тягуче. Огляделся: все мертвы или смертельно увечены. Белесый утренний туман обвил беспорядочно сваленные тела ледяным отсыревшим саваном.
Пошатываясь, Агнор сначала побрел к человеку. Склонился, прислушался: жив. Потом нехотя побрел к тому месту, где в последний раз видел свою лошадь. Она предназначалась для особенной роли - стать разумным другом во всех опасных поручениях надолго, ведь эльфы разводили выносливых скакунов, с жизненным сроком, превосходящим грань, отпущенную многим разумным расам, и уж конечно опережали ничтожные крохи лет тех четвероногих несчастных, что использовали люди.
Слишком рано отнята у матери: тело кобылицы поразила болезнь и та отказалась подпускать свое дитя близко. Давать пищу и тепло могли слуги, но Агнор понимал – животное принесет дар безграничной преданности, только если он сделает все сам. Жеребенок ходил за ним по лесным тропам и улочкам города, как собака, даже спал рядом на подстилке, свернувшись клубочком, как никогда не спят лошади, выросшие в конюшнях. Умел различать команды, посланные лишь движением глаз, неуловимыми жестами рук и поворотом головы.
Айри всегда знала, когда следует затаиться, когда прийти на помощь, как помочь в сражении острыми копытами и зубами.
Эльф сел рядом с другом, провел рукой по гладкой шерсти. Холодный ветер всколыхнул вымокшую в крови гриву. Как жаль. В памяти еще свеж образ - ласковый жеребенок на нетвердых тонких ножках тычет носом в ладонь, выискивает подарок. А теперь под той же рукой лишь груда истерзанной плоти.
― Прости меня. Ты доказала верность, а я тебя предал.
Удел эльфа с печалью провожать то, что удержать невозможно. Так много потерь. Пора привыкнуть и перестать привязываться сердцем. Даже к своим по крови. Любовь и привязанность – привилегии простых сословий: будь он садовником или каменщиком, все могло сложиться иначе. Выбор связать свой жизненный путь с путем Латиэнь оказался ошибкой. Такая женщина достойна большего. Клятва служить народу Анат-Линен нерушима до смерти. Произнесенных слов не взять назад. Пришел час ответить себе честно: будь у него выбор, что спасти прежде – тот самый злополучный посох от уничтожения или любимую от насильственной смерти, он выберет посох. Найдет, доставит туда, где ему положено быть, а потом вонзит меч в свою грудь, между третьим и пятым ребром, где мерно бьется неразумный комок, отмеряя скорбные годы его бытия. «Ложь и самообман», ― сказал себе Агнор. Даже такой свободы он лишен. Его жизнь, опыт, все силы без остатка принадлежат королю и собственному народу. Он не вправе распоряжаться собой легкомысленно и бездумно.
Сейчас его жизнь подчинена поискам реликвии, король сказал, нужно найти посох Мира, прежде чем станет слишком поздно. Для этого нужно сотрудничать с человеком.
И вот теперь он должен опекать глупого и жестокого большого ребенка, думать за двоих. Все люди - большие дети. Они старятся и дряхлеют, прежде чем свет разума рассеет тьму невежества, прежде чем осознают себя и мир.
― Как я устал, ― сказал Агнор вслух. ― Как же я устал…
Глава 8
Горный кряж остался позади, напоминая о себе редкими, поросшими густой травой холмами. Несмотря на вечернюю пору, ощутимо усилилась духота: воздух так загустел, что хоть ножом режь. Сумерки опустились под глухое бряцанье жестяных колокольчиков на шеях коров, бредущих к ночлегу. Вдали отрывисто лаяла собака. До города осталось немного, но Томас не хотел, да и не мог идти в темноте. Устал он изрядно.
― Я не горный козел, по уступам прыгать. Копыта у меня неподходящие для таких упражнений, ― недовольно сказал он, рассматривая в тусклом вечернем свете подошвы протертых до дыр башмаков.
Комары звонко жужжали где-то рядом, порыв ветра принес запах навоза с пастбища и немного прохлады.
Агнор из последних сил делал вид, что он бодр и свеж.
― Какая непростительно-глупая ошибка для столь предусмотрительного вора, ― произнес он, распутывая тесьму верхнего кармана своей сумки. ― Возможно, его преследовали те самые гоблины, с которыми мы нынешней ночью имели честь познакомиться.