Молодой мужчина зажал стопами массивных ног ящик с плотницкими инструментами, словно опасаясь, что их украдут, только он отвернется. Рядом его жена с такой же тревогой прижимала к груди сверток со спящим грудным ребенком.
― Опять дети в дороге! ― неодобрительно брякнул юноша в синем берете, обращаясь к своему товарищу.
Если судить по румяным выпуклым щекам и плотному телу, можно было предположить, что эти двое - сыновья булочника или мясника, отправленные родителями за какой-то надобностью в деревню. Видно что вырядились в лучшее, от того и обильно потели под дорогой из крашеной шерсти одеждой.
― В прошлый раз визгу было на всю реку. Завели ребенка, уж будьте добры, сидите дома.
― Это точно, ― поддержал его другой, опасливо поглядывая на мастерового.
Что-то громко стукнулось о доски причала – уронили глиняный кувшин с молоком. Подбежала бродячая собака и украдкой вылакала большую часть белой лужицы. Лысоватый мужичок с досады пнул дворнягу ногой в запыленном сапоге.
― Нужно занять скамью повыше. Вон ту, что на корме. Я смогу рассмотреть оба берега, ― негромко сказал Агнор.
Томас угрюмо кивнул и отвернулся. Среди людского сборища эльф в своем зелено-серебристом облачении походил на щеголеватую фарфоровую куклу. Однажды он видал такую на скамье в дворцовом парке, когда посещал короля с визитом - должно быть дочери придворных заигрались и забыли надоевшую игрушку. Шериф словно невзначай отступил на шаг от напарника, пытаясь показать, что они путешествуют не вместе, а как бы сами по себе.
Как только лодочник объявил, что можно занимать места, толпа навалилась на посудину, раскачивая так, что внутрь вплеснулось немного зловонной воды из речки. В суматохе чьи-то вещи упали за борт, послышалась брань.
― Плотнее! Садитесь плотнее! ― покрикивал лодочник.
Парень в синем берете, оттолкнув плечом Томаса, ринулся в сторону задней части судна, чтобы занять последнее свободное место на длинной доске, прикрепленной гвоздями к краям бортов. Но шериф поймал его за пояс, когда он, перегнувшись, пытался спустить ногу с широкого мостка на дно баржи, отодвинул назад и умостился сам. Осталось еще немного места у края, которое занял Агнор.
― Да ты знаешь, кто я?! Да ты знаешь, кто мой отец?! ― взвился оскорбленный булочник.
Раскрасневшись от гнева и бессилия что-либо предпринять, он тряс стиснутыми кулаками и несколько раз притопнул ногой. Однако, ощутив прежде силу руки обидчика, перейти в нападение боялся. Сидящий рядом с Томасом эльф показался ему более легкой добычей. Парень схватил его за воротник, рванул на себя, но вытащить не смог – Агнор вцепился пальцами в лавку накрепко. Не то чтобы булочник не опасался сопротивления, он прекрасно видел меч на поясе эльфа и не сомневался, что тот умеет им орудовать. Но, похоже, был уверен, что чужеземец не решится дать отпор: на пристани еще остались люди - в случае потасовки они, конечно, встанут на сторону своего по крови, особо не вникая, кто прав, а кто виноват. Так бывало нередко.
― А ну, вылезай, мерзавец!
Эльфийская одежда славилась своей прочностью. Иногда предприимчивые портные среди остроухих шили для людей тоже. Если человеку удавалось прикупить на черном рынке подходящий размер и покрой, о замене не приходилось думать долгие годы. Что там годы, десятилетия. Такую одежду передавали по наследству, цвет ее не выгорал, швы не истлевали, ткань на локтях и коленях не протиралась. Когда Томас услыхал, как трещат нитки кафтана напарника, с недоумением оглянулся. Чего ушастый медлит? Чего, орк его подери, ждет? Его бы, Томаса, воля – пусть бы этот молокосос вытащил дрянного эльфа и забросил куда подальше. Но тогда не видать королевскому посланнику почестей и денег, сам он сгинет в битве, а бедные родители умрут в нищете.
Вздохнув, шериф приподнялся и обхватил ладонью широкое запястье наглого юноши.
― Послушай, дружок, я спешу, а ты задерживаешь отход баржи.
Один за другим он аккуратно разжал пальцы с легкостью, как если бы кто другой разгибал фаланги на лапке воробья, ухватившегося за веточку. Парень дернул ногой, пытаясь поддеть Томаса в живот, но был тут же сброшен в воду. Покрытая маслянистой пленкой река чвякнула, принимая в свои зловонные глубины тучное тело. Поднявшаяся волна покачнула судно.