Рассказ, вначале тихий, в конце сорвался на крик. Последнее слово эхом отразилось от берега, вспугнув утку с выводком желтых утят.
― Даже могил не осталось, куда цветочков принести и поплакать.
Жена мастерового прижала младенца к груди, глядя испуганными глазами на эльфа, словно только что заметила.
Агнор делал лучшее, что мог сейчас – молчал.
- Мамаша, ты, это… Не голоси. И так тошно. ― Нехотя подал голос Томас. Ну и вопль. Будто стальной шип в ухо вонзили.
Плаксивая гримаса на лице женщины сменилась гневом.
― А ты, прихвостень ихний, молчи. Вместо того, чтобы к ногтю этого гада, сидишь тут, защищаешь. И вы все! Почему молчите, ничего не делаете? Не осталось больше настоящих мужчин, все сгинули в боях!
― Что ты несешь? ― Скандалов Томас не любил, особенно с участием звонкоголосых женщин. ― Легче тебе станет, если новая война жахнет и погибнут твои внуки, если есть? Или чужие сыновья? ― сказал он примирительно.
― Мне? Мне? ― Вскинулась женщина, с хрипом втягивая воздух перед каждым словом. Мне легче станет, если их поганую кодлу зальют маслом и подожгут!
― Тебе легко говорить, оттого что терять нечего, ― встрял в спор стекольщик, ― а я только лавочку отцовскую восстановил, из нищеты выбрался. Дети у меня один другого меньше. Кормить надо, одевать. У женушки здоровье не очень, где уж ей самой обо всем хлопотать. А начнется война – пиши пропало.
― Шкурник! Трус!
Найдя в стекольщике сочувствующего слушателя, Томас, не обращая внимания, на неутихающие причитания, обращался теперь только к нему.
― Вот и я думаю, не нужна сейчас война. Мой отец воевал. Неужели он не заслужил спокойной старости в достатке?
Стекольщик закивал, соглашаясь. Но лекарь добавил, печально кивая:
― От желания вашего или нежелания уже ничего не зависит. Посох Мира пропал. Недоброе это предзнаменование. Быть войне.
― Как пропал? ― выдохнули пассажиры.
― Говорят, украли его… ― он красноречиво указал глазами на Агнора. ― Ну, эти вот…
― Я про тот посох только слыхивал, сам не видел. Какой он из себя? ― встрял в разговор пожилой мужчина. Правой рукой он оттопыривал ухо, чтобы не пропустить ни единого слова.
― Да такой, сверху блестит, будто из стекла, а древко длинное такое, как у лопаты. И узорчатое все сверху донизу, ― объяснили ему рядом.
― Ага. Мне вот что шурин сказывал. Дней этак пять назад, точно не помню, плыл он с племянником в своей лодчонке. Видал, дерутся на берегу двое. Потом один другому как треснет по башке вот такой штуковиной, с похожей верхушкой, только короче вдвое. Ну, тот, значит, свалился в реку лицом вниз и не шевелится, кровища по воде потекла. А убивец глядь на реку - тут шурин плывет. Ну, он в кусты шмыгнул и исчез. Девушка еще с ними была.
― Что за девушка?
― Лица я не видел. ― Старик отрицательно замотал головой, от чего его обвисшие щеки всколыхнулись в такт. ― Слыхивал только, как кричала. Страшно так кричала, как перед лютой смертью. Не к добру все это. Ох, не к добру…
Глава 13
Люди разом, перебивая друг друга, загомонили, обсуждая новости. Те, кто сидел поодаль, тормошили соседей впереди, чтобы точнее разузнать, о чем речь.
― Где это произошло? ― громко спросил Агнор
Все повернули головы в его сторону: в глазах читалось искреннее удивление пополам с возмущением. Как посмел чужак обратить на себя внимание и выспрашивать таким тоном? Давно прошло время, когда эльфы в людских землях могли вести себя как хозяева. Теперь за такую наглость можно и дубинкой в лоб получить.
Старик хорошо расслышал вопрос, но не увидел, кто его задал, потому бесхитростно, с готовностью пояснил:
― А вот тут недалеко как раз. Не у этого берега, где дорога для лошадей, а там, ― он махнул рукой в сторону противоположной полоски суши. ― Заводи в тех местах хорошие, много рыбы, особенно в непогоду: прячется. Но не клюет. Только сетью если поорудовать с лодки. Всякая попадается: и плотва и окунь, щуку несколько раз вытаскивали вот такенную, чтоб мне лопнуть! А всякой мелочи вроде уклейки так и не сосчитать сколько.