Слышасте, яко речено бысть: око за око, и зуб за зуб. Аз же глаголю вам не противитися злу: но аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую: и хотящему судитися съ тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу: и аще кто тя поймет по силе поприще едино, иди с ним два. Просящему у тебе дай, и хотящаго от тебе заяти не отврати.
Ветхозаветное выражение приводится дословно точно по переводу LXX (Исх. XXI:24; Левит. XXIV, 20; Второзак. XIX:21). В первом из цитированных мест приведенные слова зависят от предшествующего глагола (да даст), каковой подразумевается и в двух других местах. В совокупности с другими примерами, разумеемые слова выражают ту мысль, что тот, кто причинит вред или увечье своему ближнему или, как в последнем месте, кто выступает свидетелем с намерением повредить, — сам должен потерпеть точно такую же участь, до какой он довел или намеревался довести другого, т. е. должен подвергнуться тому же самому увечью, потерпеть тот же самый вред, какие он нанес своему ближнему. Это строгое jus talionis представляло собой собственно норму уголовного права, определявшую характер и размер того наказания, какое должен был применять по отношению к виновному суд. И эта норма имела для народа — несомненно — громадное воспитательное значение, — с одной стороны, страхом наказания удерживая от причинения вреда и обиды ближнему, научая в отношении к ближнему воздерживаться от того, чего каждый не хотел для себя, а с другой, — удерживала пострадавшего от мести, предоставляя отмщение суду по строго объективному критерию. Будучи уверен в судебном возмездии, сам потерпевший не только мог не поддаваться чувству озлобления и мстительности к своему обидчику, но и мог оставаться терпеливым и даже благодушным. «Отсюда развивалась ветхозаветная житейско-утилитарная проповедь о терпеливом несении обид и прощении ближнего, о подставлении ланиты бьющему и пресыщении поношением» (Иис. Сир. ХХVИИI, 2; Пл. Иерем. III:27-30-31; Притч. XXIV:29; XXV, 22–23[74]. Но и в подобных случаях наивысшего, возможного для ветхозаветного человека, подъема религиозно-морального сознания, его не покидала юридическая точка зрения, мысль о своих особых заслугах перед Богом и о неотвратимом, еще более тяжком — ради терпения обиженного — отмщении обидчика. Аще алчет враг твой, ухлеби его: аще ли жаждет, напой его: сие бо творя, углие огненное собираеши на главу его, Господь же воздастъ тебе благая (Притч. XXV:22–23). Таким образом закон равномерного возмездия не только определял норму иудейского уголовного судопроизводства, но и точно характеризовал основной строй всего религиозно-нравственного мировоззрения иудейского народа, самую существенную черту номистической практики. По ветхо-заветному воззрению, «правда Бога состоит в следующем: Бог есть законодатель и царь, правитель и судья. Он клятвою удостоверяет в том, что будет награждать исполнение закона жизнью (ср. Римл. X:5; Галат. III:12) и по справедливости наказывать всякое преступление и непослушание (Евр. II:2). Он воздает всем только по долгу, но не по милости (, . Римл. IV:4). Основания для воздаяния лежат не в Боге, а в человеке, в его субъективном настроении. При этом берется во внимание не общее отношение человека к закону, но и отношение к каждому частному его предписанию (ср. Евр. II:2). Жизнь дается лишь тому, кто исполнил весь закон (ср. Римл. X:5: Галат. III:12). Тот же, кто не исполняет всего закона, хотя бы выполнил большую часть его, подвергается проклятию (Галат. III:10; ср. Второзак. XXVII:26). Здесь нет полного прощения грехов (ср. Евр. IX:15). Правосудие (Рим. II:5) и верность угрозам и обетованиям (III, 3) составляют сущность правды Божией (), как открылась она в законе. Бог есть «Господь Бог человеколюбивый, многомилостивый и истинный, милосердый, долготерпеливый, сохраняющий милость, прощающий вину и преступления и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей их до третьего и четвертого рода» (Исх. II:4, 7)[75]. «Ближайшим раскрытием религиозно-этической идеи пророков являются понятия правды и милости, с преобладающим значением правды»[76]. По воззрению законнического иудейства, «судьба человека зависит именно от юридической оценки его дел. Наблюдающий за душою человека воздает по делам его» (Притч. XXIV:12). Конфликт милости и гнева разрешается безучастным судебным правосудием (Иис. Сир. VI, 13[77]. Следовательно, «око за око и зуб за зуб», в Нагорной Проповеди берется как общий принцип нравственно-практического поведения, собственно в отношении к ближним. Соответственно этому, и Христос, в противоположность законническому принципу, провозглашает новое религиозно-нравственное начало отношений, выражая идеал в четырех конкретных примерах. Те, кто усматривают в словах Господа запрещение всякого государственного строя, основанного на применении внешней силы и воплощающего в своих обстоятельство, что из многих возможных случаев давления на христианина со стороны «» Христос Спаситель указывает для примера лишь те, которые вполне могут остаться в пределах личных отношений, не вызвав вмешательства судебной инстанции. Здесь не говорится, например, если кто выбьет зуб или выколет глаз, — пусть христианин предоставит обидчику и дальше действовать в таком же направлении, тем более не говорится, что подстерегающему на пути разбойнику следует предоставить расправиться с безоружным путником так, как он хочет, и тому подобное.
75
Проф. В. Н. Мышцын. Учение св. ап. Павла о законе дел и законе веры. Серг. Пос. 1894 г., стр. 3–4. См. и проф. М. М. Тареев. Евангелие. Основы христианства, т. II, стр. 120–121.