— Просьбу свою можете считать исполненной, — промолвил он. — А теперь скажите мне, что поделывает наш дорогой Юстас?
— Он очень расстроен и в дурном расположении духа, — ответила я.
— Расстроен, в дурном расположении духа! — повторил майор. — Человек, у которого такая жена и которому все должны завидовать, расстроен и в дурном расположении духа! Это чудовищно! Он меня положительно разочаровывает, и я вычеркну его из списка своих друзей.
— В таком случае вам придется вычеркнуть и меня из вашего списка. Я тоже в самом дурном настроении. Вы старый друг моего мужа, а потому я могу вам признаться, что наша супружеская жизнь в настоящее время далеко не счастливая.
Майор приподнял свои брови, подкрашенные под цвет парика, выражая тем самым свое учтивое удивление.
— Уже! — воскликнул он. — Что же стало с Юстасом? Неужели он не умеет ценить красоту и грацию? Неужели он такой бесчувственный человек?
— Он лучший и добрейший из людей, — отвечала я. — Но есть какая-то страшная тайна в его прошлом…
Я не смогла продолжить, так как майор Фиц-Дэвид остановил меня. Он сделал это, по-видимому, с самой изысканной вежливостью, но в его маленьких блестящих глазах я совершенно ясно прочла: «Если вам угодно, сударыня, затрагивать такой щекотливый предмет, то я вам не товарищ».
— Мой прелестный друг! — воскликнул он. — Не правда ли, вы позволите мне называть вас моим прелестным другом? Вы обладаете, как я вижу, среди множества прекрасных качеств очень живым воображением. Не давайте ему воли! Послушайтесь совета старого друга, не давайте ему воли! Разрешите предложить вам что-нибудь, мистрис Вудвиль? Чашку чаю?
— Называйте меня моим настоящим именем, сударь, — смело заявила я. — Я открыла недавно и теперь так же хорошо знаю, как и вы, что моя фамилия — Маколан.
Майор вздрогнул и очень внимательно посмотрел на меня. Он сделался серьезен, и тон его совершенно изменился, когда он снова заговорил.
— Могу я узнать, сообщили ли вы вашему мужу о своем открытии? — спросил он.
— Конечно, — ответила я. — Я полагала, что мой муж обязан сам объяснить мне тайну, но он отказался сделать это в таких выражениях, что я перепугалась. Я обратилась к его матери, она тоже отказала мне в объяснении, и в таких выражениях, которые оскорбили меня. Добрейший господин Фиц-Дэвид, у меня нет друзей, которые бы поддержали меня. Мне не к кому обратиться, кроме вас. Сделайте величайшее одолжение, скажите, почему Юстас женился на мне под вымышленным именем?
— Окажите мне величайшую милость, не спрашивайте меня об этом, — ответил майор.
Несмотря на такой уклончивый ответ, лицо его выражало сочувствие. Я решила еще раз попытать счастья.
— Я должна просить вас об этом, — настаивала я. — Войдите в мое положение. Могу ли я жить, зная то, что я знаю, и ничего более? Я готова услышать самые ужасные вещи, только не оставаться, как теперь, в постоянной неизвестности и беспрерывном ожидании. Я всей душой люблю своего мужа, но при таких обстоятельствах я не в состоянии жить с ним; я могу сойти с ума. Я женщина, майор, и полагаюсь на вашу дружбу. Умоляю вас, не оставляйте меня бродить во мраке!
В порыве отчаяния я схватила его руку и поднесла к своим губам. Любезный джентльмен вздрогнул, точно от электрического тока.
— Дорогая моя, дорогая моя! — вскричал он. — Не могу передать, как я вам сочувствую! Вы очаровали меня, растрогали до глубины души. Что я могу сказать вам? Что сделать? Следуя вашему примеру, я постараюсь быть с вами вполне откровенным и чистосердечным. Вы мне рассказали, в каком находитесь положении, теперь я в свою очередь сообщу, в каком положении нахожусь я. Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь. У меня здесь есть флакон с нашатырным спиртом для дам, позвольте предложить вам его!
Он принес мне флакон, поставил под ноги маленькую скамеечку и настоятельно просил успокоиться. «Несносный безумец! — пробормотал он про себя, отойдя в сторону. — Если бы я был ее мужем, будь что будет, я рассказал бы ей всю правду».
Неужели майор говорил это об Юстасе? Уж не решился ли он вместо мужа рассказать мне всю правду?
Не успела эта мысль промелькнуть у меня в голове, как я вздрогнула от сильного звонка. Майор стал внимательно прислушиваться. Через несколько минут дверь в прихожую отворилась, и там зашуршало женское платье. Майор поспешил к двери с живостью молодого человека, но, несмотря на это, опоздал. Дверь быстро распахнулась в ту минуту, когда он подходил к ней, и дама в шуршащем платье не вошла, а вбежала в комнату.