- Ты что-то разговорилась больше обычного.
Она пожала плечами. - Вы живете словами. Не понимаете, пока вам не объяснят или пока сами не объясните.
- Как все.
- Я не такая.
- Ага, ты же лошадиная ведьма.
Она улыбнулась, и ее улыбка согрела его, словно поцелуй огня.
Он глянул на молодого жеребца. - Треклятая трава. Дерьмо, следовало бы узнать сто лет назад...
- Если бы ты знал, был бы другим.
- Лучше?
- Другим.
- Но трава. Просто трава.
- Пища могущественна. Разделить пищу - путь к большему могуществу. Вот.
Она кинула морковку, достав ее, похоже, из того же иного места, где прятала ножи, напильники и лекарства. - Откуси. Еще.
Он повиновался; морковь была идеальной. Свежей, хрустящей и полной земных соков. Он нее рождалась улыбка.
- Остаток отдай ему.
Он поднял голову и увидел, что юный жеребец встал рядом, осторожно поворотившись боком и глядя искоса. Предложил огрызок на открытой ладони. Серьезно, величественно жеребец взял морковь с руки и начал жевать. Мужчина тоже жевал. Они смотрели друг на друга, хрустя. Жеребец смотрел очень внимательно, долго, уверяясь, не явится ли еще одна нежданная морковь, затем повернулся и ушел к кобыле на траву.
- Ты сделал его счастливым здесь и сейчас.
- Скорее он меня.
- Если ты с ним, его счастье делает счастливым тебя. И наоборот. В землях юга, от Кора до Ялитрейи, мудрые женщины говорят, что твоя лошадь - это сам ты, только без имени.
- Будто магия.
- Это магия, - подтвердила она. - Добрая магия. Магия, никому не несущая вреда.
Он понял, что голоден. Потом посмотрел на костер и обнаружил два шампура, на которых жарились тушки каких-то мелких животных. Дикие кролики? Был там и солидного размера походный котел с крышкой, в нем бурлила густая похлебка, бобы и ячмень. - Это всегда было тут?
- Да.
- Всегда с тех пор, что я подошел - или, знаешь ли... всегда-всегда?
Она пожала плечами.
- Хорошо пахнет, - сказал он, не кривя душой.
- Я надеялась, что тебе понравится.
- Когда сготовится?
- А когда ты хочешь поесть?
Он огляделся. Сумрак заставил камни и деревья, траву и речку казаться живыми, изменчивыми, но и постоянными. Трава пахла, будто покос после дождя. Тенелюбивые цветы открылись выше по течению, вода несла деликатные, манящие ароматы. Он сложил пальцы, чуть скривившись при виде полос грязи под ногтями, постепенно сознавая, насколько был неуклюжим, потным и сальным, воображая, как дурно пахнет. - Потерпишь, пока я моюсь? И стираю одежду, а?
- Если заяц перепечется, положу в котел и получится мясной суп. Если ты слишком устал, он будет теплым к утру.
Он кивнул и начал вставать, но тяжесть на сердце заставила застыть на одном колене. - Давно ли я здесь?
- С тех пор, как пришел.
- Нет... я о том... кажется, долго. Или недолго. И свет почему-то не меняется...
- За то и люблю ущелья, - отозвалась она. - Темнота кажется вечной. И заря.
Он кивнул. - Дела длятся так долго, как длятся. Не кончаются, пока не кончатся. Лошадиное время.
Голубиный глаз сверкнул. - Мне лучше нравится образ яблока.
- Полагаю, и мне. - Он снова попытался встать, и снова тяжесть превысила силы. - Кажется, я проделал очень долгий путь. Реально долгий.
- Думаю, три или четыре дня. Или шел очень быстро.
- Не, я о том... Скорее двадцать четыре года. Больше. Всю жизнь.
- Давно ли я точна, а ты полон метафор? Разве не должно быть наоборот?
- Вот, дразнишь.
- Чуть-чуть. - Она нежно улыбнулась. - И саму себя.
Через некое время он зашевелился, чтобы заговорить.
- Хочу только... - Он потряс головой. - Хотелось бы встретить тебя давным-давно. И всё было бы иначе.
- Мы встретились давным-давно. И все стало иначе.
- Я не о том.
- Но так и было. Просто ты еще не знаешь.
Казалось, ему больно. - Не надо так, ха? Хватит гномьих эпиграмм.
- Гномьих эпиграмм! - Она восторженно засмеялась. - О, мне нравится.
- Стоп. Хватит игр, ладно? Это серьезно.
- Подойдешь к этому серьезно и решительно - и оно сожрет тебя заживо. Навеки. И зубы будут плохо заточены.
- О чем ты, ради пекла?
- В мир были выпущены силы, сделавшие грядущее безумнее кошмара лунатика, и прошлое стало слабее слов, которые ты мог бы написать на речной глади.
- Гм, на самом... - Он хмурился. - Да, так и есть. Как ты узнала?
- Во многом я подобна обычной женщине, - ответила она. - А во многом я подобна лошади. Лошади не забывают. Не умеют. Научи погодка трюку, и через сорок лет старый мерин исполнит трюк без напоминания. Каждая улыбка, каждая гримаса. Каждая ласка. Каждый шлепок. Каждая порка. Всегда с ними. Всегда. Вот какова я. Я помню. Помню даже лучше лошадей. Помню вещи, которые не случились.