Деннис прочистил горло, и остальные парни беспокойно заёрзали.
— Ты должен быть су... слепым, чтобы упустить её.
Меня больше разозлило то, что он почувствовал необходимость подвергнуть цензуре слово "сумасшедший", лучше бы он просто сказал это, но, пытаясь избежать стереотипа в целом, я пропустил это мимо ушей.
— Возвращайтесь к патрулям, — скомандовал я. — Я должен закончить с этим.
— Да, сэр, — хором ответили мужчины.
Я повернулся, не обращая на них внимания, и открыл двери в школу. Риган и Вон прошли сразу же, без всяких подсказок.
— Осторожнее со стенами, — предупредил я.
Я напрягся, ожидая, что она заметит заполненные зомби коридоры. Я передал дверь Остину, который позволил ей захлопнуться, как только мы все вошли в здание.
Риган потребовалось время, чтобы привыкнуть к тусклому свету, но я чувствовал, как её осознание разрастается. Я наблюдал, как её лицо вздрагивало и съёживалось, когда она поэтапно рассматривала ужасающую сцену. Недоверие, отказ верить, отвращение, ужас, неожиданное сочувствие, ненависть, а затем, наконец, отвращение во всех отношениях, в любом виде и форме.
Пытаясь не обращать внимания на разочарование, которое я испытывал из-за её чувств, я приказал отправить Вона к другим заключённым.
— Отведи его к остальным. Я отведу её к отцу.
Мне нужно было официально заявить на неё права, прежде чем кто-то другой решит это сделать. Я хотел покончить с этим ещё до того, как это начнётся. Я не мог себе представить, что мне придётся сделать из этого испытание и потерять её на какое-то время. Я хотел, чтобы она была со мной, в моём доме, в моей постели, как можно скорее, а это означало сегодня.
Я схватил Риган за руку и попытался потащить её за собой по коридору. Я мог бы объяснить ей, куда мы направляемся или почему её нужно было разлучить с друзьями, но просто и ясно я не хотел это делать. Я просто хотел, чтобы она повиновалась.
Она сопротивлялась мне, так что я усилил хватку. Она продолжала бороться со мной, и я ненавидел то, что она усложняла всё без всякой причины. Если бы она просто подчинилась, тогда между нами не было бы борьбы. Зная, что она по большей части беспокоилась о своих друзьях, я перестал пытаться заставить её пойти против её воли и, наклонившись, прошептал ей на ухо:
— Будет безопаснее, если ты подчинишься.
И это было правдой. Если она не будет сопротивляться, он будет в безопасности. Я прошептал это по той же причине. Если бы Крид или Остин уловили хотя бы намёк на то, что я говорил, они с радостью отнеслись бы к этим заключенным с меньшим уважением, чем они того заслуживали. Солдаты в армии моего отца были в основном хорошими людьми, если не сказать немного садистами из-за окружающих нас обстоятельств, но в основном верными и полными решимости обеспечить безопасность Колонии. Но по какой-то причине они также казались склонными быть немного... экстремальными. Они, как правило, были бомбами замедленного действия ярости, позволяя любой мелочи привести их в действие. Они также имели тенденцию быть немного извращёнными. Они никогда не возражали против убийства, и иногда я задавался вопросом, имеет ли значение, что они убивают, или могут ли они находить удовольствие независимо от вида или обстоятельств. Я старался не зацикливаться на том, что может существовать взаимосвязь между типами парней, которые стекались, чтобы защитить моего отца и его город, и особым типом психопатов-социопатов, которые поклонялись ему. Это лишь повело бы меня по дурному пути.
— Риган, — крикнул ей вслед друг. — Я люблю тебя!
— Я тоже тебя люблю, — крикнула она в ответ.
Лжецы. Оба. Я мог сказать с первого взгляда, как увидел их вместе, что они не любили друг друга. Я сдержал раздражённое фырканье. Что она пыталась доказать?
Более чем вероятно, что её признание в любви было попыткой удержать её от того, чтобы лечь в постель с одним из нас, или защитить одного из других парней в её группе, к которому у неё действительно могли быть чувства.
Эта мысль вновь пробудила во мне яростного и ревнивого дракона, и я решил, что обращу более пристальное внимание на неё и тех заключённых, когда мы вернёмся.
Я чувствовал, что она всё ещё общается с заключёнными, но сдержал свои эмоции и позволил ей. Я не завоюю никакого доверия, таская её повсюду, как пещерный человек. Она должна была добровольно вступить в отношения со мной, должна была войти в это с широко открытыми глазами. Я не хотел, чтобы у неё был Стокгольмский синдром. Я хотел, чтобы её чувства были настоящими.
И если я дам ей достаточно времени, они будут таковыми.
В конце концов, она развернулась и последовала за мной по коридору. Она держалась середины и всё время оглядывалась по сторонам, как будто Пожиратели могли выскочить в любой момент и сделать из неё обед.
Я уже смирился с тем, что буду молчать, когда она выпалила:
— Они не пахнут.
Я посмотрел на неё и понял, что всё ещё сжимаю её руку в своей руке. Было почти больно отпускать её, но мне не нравились агрессивные тона обладания, пульсирующие в моей крови. Одно дело хотеть, чтобы эта девушка была в моей жизни, строить с ней будущее, но моё представление о том, что она принадлежит мне, стало почти примитивным. Я знал её всего несколько минут и уже предполагал, что она будет моей ещё до конца дня.
Я винил свой образ жизни "бери, что хочешь". До заражения этот менталитет приписывался профессиональным спортсменам всякий раз, когда против них возбуждалось дело об изнасиловании. Они привыкли получать то, что хотели, и слово "нет" воспринималось скорее как предложение, чем что-либо ещё. В своей привилегированной, прославленной жизни они могли выбирать, принимать это или нет.
Теперь я был таким человеком. Относиться к Риган с уважением во всех отношениях было трудно и чуждо, но только потому, что от меня не ожидали, что я буду относиться к кому-либо или чему-либо с уважением в течение более двух лет, за исключением моих родителей. Девушки, которые входили в мою жизнь, были более чем готовы ко всему, и остальная часть Колонии делала всё, что я говорил.
Я наслаждался своим авторитетным положением, но мне не нравилась эта часть меня. Когда-то я был порядочным человеком. И хотя определение “порядочный” в нашем случае эволюционировало или деэволюционировало, в моём обращении с женщинами этого не требовалось. В конце концов, я был джентльменом с юга. Я буду уважать эту девушку. Я буду ценить её границы.
Я отпустил её руку, и она тут же споткнулась. Я нахмурился, глядя на её тело, желая снова дотянуться до неё, но решил держаться на расстоянии. Она восстановила равновесие, и я заставил себя отвлечься.
— Мы узнали, что если они не едят человеческую плоть, то не испускают этого ядовитого запаха.
Я подавил дрожь при мысли о том, как мой отец обнаружил этот конкретный факт. У него была команда "учёных", которые препарировали, экспериментировали и открывали всевозможные части и органы Пожирателей. "Учёные" — расплывчатый термин, который мы использовали для описания старых фермеров, которым было поручено выяснить, как функционируют зомби. Мужчины, слишком старые для патрулирования, но им нужно было чем-то заняться, люди, которые всю свою жизнь разводили свиней и крупный рогатый скот, которые знали все тонкости того, как их скот процветал или умирал, и какие животные нужны для выживания. Они были экспертами в своих областях, и теперь их мастерство передавалось новому виду животных.
Однако я не имел никакого отношения к этой стороне нашей операции. Я находил всё это отвратительным, необходимым, но отвратительным.
— Но почему вы держите их в таком состоянии? Это жестоко! — она прошипела свои слова, сердито и с отвращением.
Я не мог не быть шокирован её унижением.
— Ты на стороне Пожирателей?
— Нет!
Она переступила с ноги на ногу и искоса посмотрела на меня. Ей действительно было жаль их! Как... интригующе.