Длинный блиндированный эшелон с торчащими жерлами орудий крупного калибра…
— «Предреввоенсовета»! — охнул Кирилл. — Кузьмич, это Троцкого поезд!
— Беда!
В это время бронепаровоз требовательно заревел, а в следующую секунду выпалили две морские пушки Канэ.
Грохот ударил в окна с дребезгом, и тут же насыпь впереди «мирного» паровоза вздулась, поднялась горбом, выбрасывая дым и комья мёрзлого грунта.
Второй снаряд угодил по путям — в стороны полетели шпалы, гравий, а правая рельса, с корнем вырывая колышки, загнулась чудовищной заусеницей.
Машинист дёрнул за стоп-кран, так что снопы искр брызнули из-под колёс.
— Держись!
Вагоны тряхнуло, сбрасывая людей с полок, валя сидящих, а тех, кто стоял, бросая на стенки.
— Уходим, Кузьмич!
— Ядрёна-зелёна! Ясное дело…
Кирилл даже не пытался пробиться к выходу сквозь визжащую, кричащую и стонущую кучу-малу, образовавшуюся в проходе. Разбившиеся или уцелевшие, пассажиры вопили одинаково громко, мечась и создавая опасную сутолоку.
В это время личный бронепоезд Троцкого «притормозил», то есть ткнулся своими передними платформами в последний вагон состава «Москва — Борисоглебск».
— Т-твою мать!
Авинов подтянулся на руках и с размаху ударил ногами, вышибая боковое окно.
Подхватив чей-то фанерный чемодан, он быстро очистил проём от торчащих осколков.
— Ты чего творишь? — заорал краснолицый хозяин чемодана.
Кирилл швырнул ему чемодан в руки.
— Это бронепоезд Троцкого! — заорал он. — Хочешь нарваться на его матросню? Давай! Эти живо тебя в расход пустят!
Слова его вызвали новую волну паники, люди стали ломиться во все щели, а Авинов под шумок выбрался из вагона.
Спрыгнул в снег, проваливаясь по колено, и помог спуститься Исаеву.
— Ходу!
От бронепоезда уже бежали матросы в чёрных кожаных одеждах — личная гвардия наркомвоена.
За железнодорожной насыпью чернел лесок, до него было шагов десять по глубокому снегу.
Потом стало получше, наст держал.
Пассажиры валили из вагонов прочь, мужицкий мат и бабий вой разносились далеко, перебивая даже пыхтение паровозов.
Едва Кирилл скрылся за деревьями, как раздались первые выстрелы. Палили в воздух, доводя панику до крайности.
Люди разбегались в разные стороны, волоча свой багаж, теряя с таким трудом нажитое.
Ни к селу ни к городу бухнула пушка, фугас поднял посреди зимнего поля столб дыма, снега и земли.
— Твою-то мать… — натужно кряхтел Исаев, продираясь через подлесок. — Догнал-таки! Врёшь, не возьмёшь…
— Гляди, — тревожно сказал Авинов, показывая на блиндированный поезд, — вроде грузовики спускают. И лыжников!
Кузьмич остановился и задумчиво сплюнул.
— Эвона как… Грузовики далеко не уйдут — завязнут в снегу. А вот лыжники… Беда!
Маленькие фигурки в шинелях и будёновках, с винтовками за плечами шустро двигали лыжными палками, скользя друг за другом цепочками.
Сделав два больших шага, Исаев снова замер.
— Я што думаю, ваш-сок-родь… Так-то мы далеко не уйдём! Лыжи надобны!
— Так где ж их взять?
— А вона сами к нам едуть!
В лесу лыжники разбежались, начали прочёсывать заросли, крутясь между деревьев.
Кузьмич застыл, прижимаясь к стволу здоровенного дуба, потом наклонился, медленно потянул из валенка засапожный нож.
Авинов, жавшийся к стволу рядом с ординарцем, выглянул и снова прижался затылком к ребристой коре.
Красноармеец был совсем рядом.
Курсант-кремлёвец раскраснелся, торя лыжню, его увлекало само движение, сама гонка по лёгкому морозцу.
Лыжи так и шуршали, подминая хрупкий наст.
Ухватившись поудобнее за нож, Исаев резко повернулся навстречу лыжнику, со всего размаху всаживая тому лезвие под сердце. Курсант словно споткнулся на всём ходу, стал падать, а Кузьмич поспешно ловил его, а то, чего доброго, палку сломает или вовсе лыжу.
— Завалил! — выдохнул он, укладывая курсанта под дубом.
Стынущая кровь впитывалась, и взрытый снег розовел.
Исаев быстренько снял лыжи с мертвяка и встал на них сам.
— Кузьмич, — сказал Кирилл с лёгким раздражением, — может, и мне разрешишь повоевать?
— За вас, ваше высокоблагородие, уж больно цену высокую дают, — строго проговорил ординарец, — беречь вас надо! А я — старый охотник, бывало что и с тигром справлялся. Щас-то, конечно, полосатого мне не одолеть, но уж краснюк старому чалдону[31] не ровня! Я скоро…
Так и уехал, даже палок не взял. Авинов насупился было, да скоро ему в голову пришло, что не следует вести себя подобно дитяте. Старик прав, за ним опыт, а ты и на лыжах-то стоишь еле-еле, дай бог не упасть. Успеешь ещё спину прикрыть старому.