Крадучись, Авинов выбрался к лестнице и спустился вниз.
Избу он обошёл задами, протиснувшись между срубом и конюшней. За домом была сложена гигантская поленница. Обойдём…
А вот и второй пункт нашего следования — эта изба стояла немного наискось, и засевшему на чердаке пулемётчику не была видна площадка перед входом в амбар.
Однако, чтобы выйти к саням, было необходимо пройти мимо, рискуя попасть под перекрёстный огонь — отсюда и во-он с того чердачка. Но всему свой черёд.
Привычным манером забравшись на чердак, Кирилл обнаружил, что пулемётчик не спит — худой, кадыкастый вьюнош, чавкая и причмокивая, поедал солидный ломоть хлеба с изрядным шматом сала.
— И как в тебя столько вмещается? — мягко проговорил Авинов.
Вьюнош с полным ртом дёрнулся, пуча глазки, давясь.
Бесшумный выстрел положил конец его мучениям.
Спустившись, Кирилл направился к третьей избе.
Тут возникли проблемы — приставная лестница отсутствовала. Видимо, ход на чердак вёл прямо из сеней.
Ну что ж, из сеней так из сеней.
Авиновым в этот момент владела холодная решительность, изрядно помогавшая ему в бою.
Иногда её затмевала ярость или боевой азарт — вот тогда и возникали всяческие проблемы, ибо эмоции для воина излишни.
Осторожно поднявшись на высокое крыльцо, он подошёл к двери — и тут же отпрянул, услыхав шаги.
Став так, чтобы створка прикрыла его, когда распахнётся, Кирилл замер.
«Зелёный» вывалился на крыльцо, будучи в изрядном подпитии и делая широкие жесты.
Он с такою силой грохнул дверью, что та едва не пришибла Авинова. Благо Кирилл вовремя выставил ладонь.
— Б-быв-вали дни в-в…сёлые, — мычал бандюга, — н-неделями не пи-ил!..
Шатаясь и спотыкаясь, он спустился по лестнице, замер, покачиваясь и шаря свободной рукой в воздухе (в другой была винтовка), пока не нащупал столб, поддерживавший навес над крыльцом.
— М-мы-кола! — взревел он. — Ты х-де?
И пошёл, выписывая вензеля да волоча за собою винтовку.
Кирилл осторожно выскользнул из-за двери и остолбенел — прямо перед ним, в проёме застыл бандит.
Голый по пояс, с накинутой на плечи дохой и с парой револьверов за ремнём.
«Зелёный» вытаращился на белого офицера, тот — на него, но молодость и дисциплина победили.
Подельник батьки Махно рванул из-за пояса наган, но парабеллум уже стрелял. Пок!
Подхватив обвисшую тушу, Авинов с трудом затащил её в сени. Чертовски мешала папка, елозившая по животу, но делать нечего. Затащив мертвеца в чулан, Кирилл поднялся по узкой лестнице на чердак.
Стропила тут стояли знатные, из обтёсанных брёвен.
Окно чердачное было закрыто, чтобы не дуло, пулемёт «максим» стоял рядом. А где пулемётчик?
Краем уха расслышав шорох, Кирилл резко пригнулся, бросая тело в сторону.
Топор в руках крепкого мужика грохнул об половицы, застревая в доске.
Вырывать обратно своё орудие мужик не стал, метнулся к винтовке, висевшей на крюке. Пуля вошла ему в спину.
Бандит выгнулся, взмахивая руками, будто пародируя птицу, и рухнул.
А «комиссар Юрковский» выдохнул.
— Чёрт бы тебя побрал, урод… — прошептал он.
Выщелкнув обойму, Авинов вставил полную.
Торопливо спустившись с лестницы, он вышел на крыльцо.
Час от часу не легче!
Бандюги решили, что самая пора развлечься.
Двое с винтовками за спиной тащили упиравшуюся девушку в длинном сером платье сестры милосердия.
Волосы её были распущены, девушка — почти девчонка — яростно извивалась, пытаясь хотя бы лягнуть насильников, но те лишь хохотали.
Из конюшни, откуда доносилось фырканье коней, вышел парень с завитым и напомаженным чубом.
Надо полагать, уж он-то считал себя писаным красавцем, хотя маленькие поросячьи глазки, заплывшие жиром, широкий, вздёрнутый нос, удивительно похожий на свиной пятак, полное белое, по-бабьи округлое тело никак не сочетались с канонами мужской красоты.
— Эй! — окликнул он «кавалеров». — Я в доле!
— Ещё чего! — остудил его хотения один из провожатых. — Пробу батько снимет, понял?
— А чего это завсегда ему? — оскорбился «красавчик».
— А ты иди, спроси его самого! — присоветовал второй конвоир. — Он тебе сразу даст ответ!
— Ага! — радостно согласился первый. — Шашкой рубанёт поперёк или всадит тебе в пузо ха-ароший заряд дроби!
— Этта он могёт! — загоготал второй. — Чего лягаешься, курва?
От пощёчины головка девушки метнулась, и волосы закрыли её лицо.
— Пустите! — закричала она. — Пустите меня! Ну что я вам сделала?! Мама-а! Мамочка!