— Исаев ваш шепнул, — улыбнулся полковник, почёсывая щёку большим пальцем руки, в которой дымилась папироса, — что вы Махно пристрелили?
Кирилл согласно кивнул.
— И с удовольствием, Митрофан Осипович. Надо же… До сих пор всё перед глазами стоит, словно сейчас только и произошло.
— Потускнеет… Что вы хотите, встряска вышла изрядная!
— А быстро вы поспели, Митрофан Осипович!
— Ха! Быстро! Да мы прокопались полночи! Ряснянский-то ещё вечером мне позвонил, сказал, что агент «Иванов» из Москвы сообщил о, мягко говоря, пристальном интересе Троцкого к вашей персоне. А ночью меня подняли — мол, с полустанка машинист передаёт, что «зелёные» напали на ваш поезд и всех офицеров, кто жив остался, с собой увели. Я и поднял всех на уши… Текинцы ваши забегали, как наскипидаренные! Нам-то в любом случае грузиться надо было и на фронт, а тут ЧП. У меня такое подозрение, что махновцев сам Троцкий и науськал. Насолили небось наркому?
Авинов усмехнулся.
— Исаев ему три пальца сломал, когда мы выпытывали, где находится вот это, — он щёлкнул по френчу, из-под которого выпирала толстая папка для бумаг. — Хотите знать, что здесь?
— Упаси бог! — дурашливо вскинул руки Неженцев. — Ряснянский тогда замучает, как секретоносителя! Кстати, раз уж помянут… Вы, Кирилл Антонович, с вокзала сразу к нему дуйте. Хотя нет, — он ткнул пальцем в папку, — лучше мы вас подвезём. Да, так будет вернее…
— А бронерота?
— А рота здесь остаётся, на путях. Горючим запасётесь, запчастями, огнеприпасом. Сразу, как вернётесь, отправим эшелон на фронт. Или к вечеру. Как получится. 3-й полк ваш уже в Каменноугольном районе, под Горловкой стоит, в селе Государев Байрак. А мои корниловцы рядом совсем. Соседями будем!
Тут паровоз весело загудел. Прибываем!
Сойдя с поезда, Авинов был ошеломлён — его принял и закрутил в себе большой и шумный город с нарядными толпами на улицах, где сверкали витрины бесчисленных магазинов, звякали трамваи и сигналили друг другу проезжавшие машины.
— Ну, — бодро сказал Петерс, — тут наши дорожки расходятся, Кирилл Антонович. Мне надо доложиться своему начальству, а у вас — своё. Вырвусь, как только смогу, ибо голова, что у вас на плечах, не золотая даже, а бриллиантовая! Не смейтесь. Вашей папке цены нет, английская разведка за неё любые деньги посулит. Записи ваши главнее любого наступления и контрнаступления, даже самой победы или поражения, помните об этом… Виктор Павлович. Лучше будет, ежели я пока так обращаться стану, в полку-то вас Юрковским мнят.
— Вы правы, Евгений Борисович, — кивнул Кирилл. — Спасибо вам огромное.
— Да за что же? — заулыбался Петерс.
— За то, что поверили, поддержали, прикрывали…
Капитан весело рассмеялся.
— Не стоит благодарности! И берегите ваши бумаги пуще живота своего. Я серьёзно.
— Не боись, ваш-сок-родь, — пробасил Исаев. — Уж я прослежу!
Пожав руки обоим, Евгений Борисович потрусил к грузовику, битому «бенцу».
Из-под тента, прикрывавшего кузов, Петерсу уже махали рядовые второй роты, посланные встречать своего командира.
— Папочку-то не посеяли, ваше высокоблагородие? — спросил ординарец ворчливо.
— Никак нет! — улыбнулся Авинов. — Кстати, Кузьмич, я уже не «высоко-…».[52]
— Дык, ёлы-палы, дело-то наживное!
Тут и Кириллу посигналили.
— Ладно, Кузьмич. Пойду, доложусь.
— Эк вас угораздило с Фанасом этим, — проворчал Исаев. — Эк приложило-то… Уважаю.
— Лишь бы поверили, — вздохнул Кирилл.
Авинову подали целый кортеж — грузовой «балт», в котором он ехал вместе с Неженцевым, сопровождали два «Остина-Путиловца», спереди и сзади.
— Поехали! — сказал полковник, и Махмуд, сидевший за рулём, кивнул, важничая, и, очень гордый собой, вырулил с привокзальной площади.
А Кирилл поглядывал вокруг и наслаждался.
Когда он последний раз окунался в городскую круговерть? Бог весть…
Освобождённый Санкт-Петербург был мрачным и выморочным, большевистская Москва — грязной и запущенной.
Обе российские столицы утратили и державность, и блеск. А тут…
Ростов-на-Дону влёк к себе огнями, шальными деньгами, гулянками — всем тем, чего не сыщешь в суровое военное время.
Фронтовиков, прибывших на побывку, изголодавшихся по мирной жизни, так и тянуло в местные рестораны и театры, чтобы просто отдохнуть душой, хотя бы издали глянуть на красивых женщин — не изнасилованных «красными» гимназисток, пристреленных после «социализации», не грубых комиссарш, матерящихся испитыми голосами, а нежных, модно одетых, кокетливых или строгих барышень, щебечущих о своём, о девичьем.
52
Хочется напомнить, что в разведку К. Авинов пошёл в звании штабс-капитана (к которому обращались — «ваше благородие»). А вот его alter ego, Юрковский, носил чин повыше — капитанский.