Это был капитан Рипке, невысокий, с очень маленькими руками, со светлыми волосами, стриженными бобриком, всегда сдержанный.
— Господин полковник! — прокричал он, склоняясь к подбегавшему Туркулу. — Разрешите доложить, мост взят!
— Отлично, капитан! Полный ход вперёд, прикрываете левый фланг!
— Слушаю, господин полковник.
«Дроздовец», грохоча и выкидывая из топок чёрный дым, покатил, набирая скорость.
Кирилл, провожая взглядом стальное чудище, скривился: низ серой брони был заляпан кровью. Давил он, что ли, большевиков?
— Саид! — заорал Авинов. — Умар! По машинам! Заводи!
— Есть! Есть!
Взрёвывали двигатели, извергая чёрный дым.
Грозно пошевеливались башни.
Громыхнуло в поле, и снова разворотило снега воронками.
Шальной снаряд пробил стенку вагона и разнёс его на досочки, оголяя ржавый каркас. На левом фланге гремел сильный огонь. Батальон построился для атаки.
— Капитан Гулевич! Батарею на позицию!
Едва слышный, донёсся спокойный голос артиллерийского капитана Гулевича, командира 1-й батареи: «Передки к орудиям! В передки! По коням! Вперёд! Рысью ма-арш!..»
Подскакивали на ухабах передки, срывались плохо подвязанные винтовки, котелки, вещмешки.
Пушки с грохотом и лязгом, расшвыривая снег, вылетели на передовую.
— Налево кругом! — командовал Гулевич. — Стой! С передков! Прямо по окопам! Прицел пять-ноль! Огонь!
Батарея открыла беглый огонь и била почти в упор — снаряды летели над головами дроздовцев.
Чуть дальше заговорила 7-я гаубичная.
— По пехоте! Прямой наводкой! Гранатой! Прицел сорок пять! Беглый огонь!
В степи показались густые цепи красных. С правого фланга заблистали шашки.
— Кавалерия!
— По кавалерии, пальба батальоном!
Большевистские цепи надвигались, накатывался вой, кашель, звон манерок и глухие крики: «За советскую власть!», «Бей кадетов!», «Смерть золотопогонникам!», «Вперёд, товарищи!».
Гулевич надрывался:
— Стой! Отставить гранаты. Шрапнелью! Прицел сорок!
Рядом отдавал команды Туркул:
— Батальон, поротно в цепи! Вторая, четвёртая роты слева, первая и третья — справа. Ровным шагом! Дистанция между бойцами в цепи — четыре шага!
Командиры рот, выхватывая револьверы, уводили в бой своих солдат:
— Вторая рота, за мной!
— Четвёгтая гота, с Богом, в атаку!
Красные на ходу били пачками,[64] да только и белые патронов не жалели.
— Господа, прицельный огонь по наступающим! — кричал полковник.
— Батальон, вперёд! За Россию! Ур-ра-а!
Авинов аж пританцовывал от нетерпения, ожидая, когда же Туркул пошлёт его бронероту.
И вот дождался — в распахнутом тулупе, разгоряченный, румяный, пышущий паром, подбежал полковник.
— Капитан! — крикнул он. — На пути прорвался эшелон красных! Это будённовцы! Полотно взорвано, но красные всё равно контратакуют! Здесь-то мы справимся, а вам приказываю отбить контратаку!
— Слушаю, господин полковник!
Кирилл метнулся к текинцам.
— По машинам! Первый и четвёртый взвод — за мной!
С ходу запрыгнув в «Остин-Путиловец-Кегресс», начальником которого был Саид Батыр, Авинов пролез в башню, к пулемёту.
Как же тут тесно…
В тусклом свете электролампочек стенки, обшитые войлоком, сходились так близко, что, начнись болтанка, и приложишься к обеим. По очереди.
— Вперёд!
Первым взводом командовал как раз Саид, под его началом было пять пулемётных бронеавтомобилей, пара грузовиков и мотоциклисты-разведчики.
Последними заправлял юнкер Анатолий Прицкер, тот ещё сорвиголова.
— Заворачивай! — прокричал Кирилл, пригибаясь к щели амбразуры. — По целине! Жми!
— Ходи целина! — передал Саид водителю. — Пути нет хода!
Железнодорожные пути впереди плавно заворачивали, обходя курганы, заметённые по макушку.
Кое-где ветер выдул снег, оголяя чёрные склоны, будто присыпанные углём.
Красные кавалеристы наступали в стороне, по левую руку, их привечали огнём пулемётов, и лава выдыхалась, прореженная струями свинца.
Неожиданно будённовцы заинтересовались броневиками у себя на левом фланге.
Винтовочные пули продолбили градом по броне.
Авинов тут же развернул башенку в сторону кавалерии и ответил из «гочкиса» — пулемёт весело загоготал, посылая горячие «приветы».
— Давай, давай, Саид…
Вот и станция!
«Дроздовец» подорвал не только мостик у станции, но и само железнодорожное полотно — искорёженные рельсы загнулись бивнями чудовищного мамонта.