Исаев огляделся окрест, покачал головой в недовольстве — уж больно заезжена трава, переломаны кусты.
Но вон воронка от взрыва бомбы — дай бог, красные примут и всё остальное за следы недавней бомбёжки…
Скрываясь за деревьями, Кирилл подобрался к колее.
Литерный эшелон представлял собой жалкое зрелище — всё, что могло воспламениться, сгорело до железного остова.
Пара теплушек ещё горела, огонь красиво заворачивался в щели между истончившихся досок.
Цистерна чадила, паровоз угрюмо дыбился нагромождением рваной стали.
Помощника машиниста с кочегаром убило, а вот старый, опытный машинист уцелел — ушёл с танковой колонной «на броне».
Короткие, требовательные свистки зазвучали совсем близко, и вот он — бронепоезд.
Сначала показались контрольные платформы, потом бронепаровоз, пыхавший плотными белыми клубами, а после и блиндированный вагон, на серой стенке которого было выведено крупными буквами: «Р.С.Ф.С.Р. Центробронь. Первый броневой поезд Брянского Совдепа».
Двубашенные бронеплощадки соседствовали с платформами, прикрытыми со всех сторон клёпаными бортами, но без крыши, — из этих бронированных «ящиков» выглядывали задранные вверх стволы трёхдюймовых противоаэропланных орудий.
Пыхая паром, «Первый броневой» остановился перед разбомбленным паровозом.
Из дверей, с платформ, изо всех щелей полезли красноармейцы. Они были безоружны, но не слишком самонадеянны — дула пулемётов в амбразурах пошевеливались, готовясь открыть огонь.
Галдя, красные прошлись вдоль эшелона, покинутого белыми, и принялись за дело. Сначала заработали пулемёты.
— Ложись! — скомандовал Авинов и бросился на землю, откатываясь за мощный комель вековой сосны.
Длинные очереди пронизали чащу, срубая ветки, разбрасывая кору, и утихли.
Успокоившись, большевики занялись починкой путей — гнутые рельсы сбросили под откос, воронки засыпали, уложили шпалы… Шарканье лопат и перестук ломов заглушили даже паровозное уханье.
— Никого не задело? — осведомился Кирилл.
— Целые мы, ваш-сок-родь, — отозвался Кузьмич. — Отползаем?
— Погоди…
Вскоре новенькие рельсы были уложены, и красноармейцы отцепили бронепаровоз. Дав гудок, машинист тронулся, уткнулся пострадавшему собрату в лоб, словно бодаясь, и сдвинул с места весь состав.
Последние теплушки, сошедшие с рельсов, заскрежетали, их потянуло к насыпи, и вот обгоревшие платформы одна за другой стали съезжать с путей, крениться и опрокидываться.
Даже паровоз-«овечку»[88] утянул состав за собой — медленно оторвав колёса от рельс, локомотив тяжко грянулся, заскрежетал по гравию. Дорога свободна!
Задерживаться да выяснять, куда делись белые, никто не стал — бронепоезд поспешил вперёд, на Комаричи.
— Возвращаемся, — сказал Авинов, вставая и отряхиваясь.
— Што делать-то станем, ваш-сок-бродь? — бодро поинтересовался Исаев.
— Воевать, Кузьмич.
Просека в густом сосново-дубовом лесу тянулась недолго. Пришлось прокладывать путь по молодому ельничку, а там и полянка нарисовалась — у самого бережка неглубокого, широко разлившегося ручья.
Колонны двинулись прямо по течению, благо что редко где вода доставала до ступиц, а уж танкам это и вовсе было нипочём.
Судя по карте, они следовали по одному из притоков Неруссы.
Когда слева по бережку обозначились приземистые строения, Авинов отправил броневик Мустафы на разведку.
Текинец вскоре вернулся и доложил, что вышли они к хутору, давным-давно брошенному, ещё до революции.
Однако построечка основательная, лишь крыша тесовая кое-где подгнила, а так — держится.
Кроме избы, имелась добротная конюшня, амбар, коровник и баня.
— Банька — это хорошо-о… — зажмурился Исаев.
Кирилл согласно кивнул.
— Остаёмся пока здесь, — решил он. — Дороги сюда нет, опять-таки, если верить карте. А деревья так разрослись, что даже пятистенок прикрыли, с аэроплана не увидеть. Саид! Пошли своих, пусть разнюхают, что здесь в окрестностях. Танки и автомобили загнать под деревья, осмотреть, привести в порядок, накрыть маск-сетями и выставить охрану. Старший унтер-офицер Мередов, поручики Дубатов и Чутчев, хорунжий Семилетов! Пойдёмте-ка в избу, вы теперь мой штаб…
В избе стоял нежилой запах. Было заметно, что лесные обитатели не однажды сюда наведывались.
Однако дубовый стол крепок, а лавки даже не скрипнули под «штабистами».
Саид Мередов шустро протёр стол ветошью и застелил его парой «Биржевок» недельной давности — газеты полностью накрыли столешницу.