– Но зачем это надо? – продолжала выпытывать я. – Хорошо, уберу я имена, так должности же останутся. А кто у нас возглавляет какое федеральное ведомство, большинство читателей и так в курсе.
– Это, знаешь ли, не моя прихоть! – снова взорвался Артем. – По высочайшему распоряжению. Это ты напрасно, – уже спокойнее добавил он, заметив мое движение в сторону двери главного редактора. – Отбыли-с, опять же, зная твой взрывной, неукротимый характер. Оставив меня в качестве крайнего. И потом, если даже без фамилий будет понятно, о ком идет речь, ну что ты в них вцепилась, как бультерьер в косточку? Зато вся статья проскочит. В конце концов, что важнее?
Против этого возразить было нечего. Выжив выпускающего редактора из его кресла – хоть какая-то моральная компенсация, – я принялась вымарывать имена. Кажется, только теперь до меня дошло, что имеют в виду, говоря «резать по живому». С другой стороны, Артем прав: иногда можно пойти на небольшой компромисс. Но, все-таки, какая муха всех укусила?
…Вечер, тем не менее, начался довольно удачно. Глеб, мой семнадцатилетний сынуля, умчался куда-то с друзьями, наскоро перекусив. Мыш, черный терьер, немногим уступающий мне в весе и габаритах, недолго оккупировал диван, оставив меня наедине с историческим романом.
В собачьем паспорте и прочих свидетельствах этого грозного с виду богатыря значится гордое имя «Максим», за которым следуют имена предков – победителей всевозможных собачьих выставок и конкурсов. Но дома вместо него прижилось прозвище Мыш: за беззаветную любовь к плюшевой игрушке в виде забавного мышонка. А еще при весе в шестьдесят килограммов и высоте в семьдесят восемь сантиметров в холке он упорно продолжал считать себя маленьким щенком, которому позволено буквально все. Например, занять собой почти весь диван, да еще и приглашающе поглядывать на меня умнющими карими глазками. Не теряйся, мать, падай рядом! Нет, ну какова наглость! И ведь не возразишь: любимый, почти что сынок. А сдвинуть его с насиженного места у окна дело практически невозможное. Как и попытаться убедить, что хозяйка в доме вообще-то я.
Но в этот вечер мне вторично повезло. Шумно вздохнув, свернувшийся калачиком Мыш поднялся на все четыре длиннющие лапы и соскочил на пол, отчего посуда в серванте издала жалобное звяканье. С достоинством направившись в ванную, он бухнулся на прохладный кафель с таким грохотом, что несведущий человек мог бы подумать, что рухнул шкаф или обрушилось полстены. Но соседи привыкли: – устоять перед обаянием Мыша невозможно. Проверено на личном опыте.
Диван в моем полном распоряжении, о грязной посуде, заполнявшей раковину, можно временно забыть, расслабиться и наслаждаться домашним уютом. Скорее в мир храбрых благородных кавалеров, прекрасных дам, шпаг, кринолинов и любовных интриг. Несправедливо обиженный герой вынужден пробовать силы на поприще пирата – разумеется, благородного, а героиня плывет в Европу на военном фрегате «Дестен». Жестокосердный отец намерен силой выдать ее замуж за нелюбимого, зато богатого и титулованного вельможу…
Стук закрывающейся двери вернул меня из мира грез в жестокую действительность. Что-то здесь неладно! Верно, журналист, больше половины жизни посвятивший расследованиям, остается журналистом даже в семейном кругу. Обычно сынуля с грохотом захлопывает за собой дверь, сбрасывает уличную обувь и топает на кухню посмотреть, что вкусненького там появилось за время его отсутствия. А сейчас дверь была закрыта осторожненько, будто к ней привязано взрывное устройство. Не говоря уже о том, что общение с друзьями продолжительностью менее получаса – для него вещь невозможная.
Глеб безмолвно воздвигся в дверном проеме. Через левую щеку протянулась свежая царапина, рукав нового пуховика был почти оторван, светло-синие джинсы в жирных черных пятнах. Мыш, спешно покинувший ванную, тревожно обнюхивал кроссовки хозяина, тоже далекие от недавней чистоты.
Соскочив с дивана, я бросилась к своему великовозрастному чаду. Кто посмел?! Да я их, да они у меня…
– Успокойся, мамуль, – нарочито безмятежно протянул сын, одновременно пытаясь стянуть пуховик, вытереть лицо и встать так, чтобы я не заметила пятен на джинсах. – Придурки какие-то обознались.