– Виктория Евгеньевна, вас Николай Васильевич разыскивает с самого утра, – прощебетала она голоском примерной девочки, покачивая косичками, подвязанными тугими «бараночками». – Просил сразу же к нему, срочно.
– Спасибо, уже иду, – буркнула я, окидывая насмешливым взглядом ее фигуру пятьдесят какого-то размера, на которой костюм японской школьницы смотрелся по меньшей мере странно. – Только с вашего разрешения сниму верхнюю одежду и вымою руки.
На самом деле, я готова ко всему практически круглые сутки – ко всякому повороту судьбы и к любому развитию событий. Профессия журналиста к этому обязывает. Но перед встречей с шефом мне был просто необходим хотя бы короткий тайм-аут. Хотя предугадать, по какому поводу в его кабинете разразится очередное стихийное бедствие, – дело совершенно безнадежное. А пытаться возражать во время его очередного приступа истеричного хамства даже опаснее, чем становиться на пути несущегося на всех парах экспресса.
Едва взглянув на главного редактора, я тут же поняла, что худшие опасения подтверждаются. Николай Васильевич стоял за письменным столом, возвышаясь надо мной, будто крейсер-авианосец над прогулочной яхтой. Мощное брюхо, обтянутое дорогим свитером, колыхалось, как у гигантской и, несомненно, хищной жабы. Рот главреда был растянут в сладкой улыбке, но выражение глаз не сулило ничего хорошего. Совсем ничего.
– Виктория Евгеньевна наконец-то пожаловали, – елейно пропел он. – Проходите, присаживайтесь. Как спали-почивали? Вам чайку или кофею с утреца покрепче? А может, у вас просьбы какие будут? Ах, нет?! Тогда у меня будет, можно сказать, нижайшая покорнейшая просьбица. Вы что себе позволяете?! – неожиданно гаркнул он во всю силу легких. Лицо его моментально побагровело, приобретая уж вовсе устрашающий вид. – Самодеятельность разводите! Вам кто разрешал запросы писать в вышестоящие инстанции?! – продолжал орать главред, с такой силой тыча сосискообразным пальцем в потолок, как будто собираясь проткнуть его.
– У вас есть какие-то претензии к моей питерской публикации? – поинтересовалась я нарочито спокойным официальным тоном. – Какие именно?
– Нет, к публикации претензий никаких, – произнес шеф, явно не собираясь переводить разговор в конструктивное русло. – Я сейчас не об этом. Чтобы больше ни одного запроса! Понятно?! Ни одного! Не дергайте никого по этому поводу. А то ведь там шуток не понимают: нас самих так дернут, костей не соберем всей редакцией. Поэтому я вас, милейшая Виктория Евгеньевна, очень прошу, – продолжил он, снова переходя на елейную интонацию и отвешивая мне издевательский поклон. – Оставьте вы свои штучки, не подводите под монастырь родной коллектив. Мне очень серьезные люди настоятельно рекомендовали спустить это расследование на тормозах и в ту сторону больше не смотреть. Очень просили. А я в свою очередь вас, Виктория Евгеньевна, убедительно прошу.
– Давайте внесем ясность, – заговорила я, воспользовавшись паузой. – Я не делала и не делаю ничего противозаконного. Любое мое действие происходит в точном соответствии с Законом о средствах массовой информации. Надеюсь, вы помните об его существовании? В таком случае, почему кто-то считает себя вправе диктовать нам, как выполнять нашу работу? Честно говоря, я была очень удивлена вчерашним инцидентом. С чего это вдруг вам понадобилось, чтобы я вносила изменения в текст, который вы уже подписали в печать? Вы его читали и сочли достаточно качественным, не так ли?
– Ты мне тут, Виктория, балаган не устраивай! – снова заорал передохнувший главред. Пухлый серовато-синий кулак с грохотом опустился на крышку дубового стола. Но шефу этого явно показалось мало. Отшвырнув в сторону вертящееся кресло, он выскочил на середину кабинета и принялся бегать вокруг меня, колыхая обширным брюхом и отсвечивая багровой от гнева лысиной. – Оскорбленную невинность она тут еще будет из себя корчить! Вот скажи честно, – продолжал он, останавливаясь прямо передо мной и брызгая капельками слюны. – Тебя кто-нибудь хоть когда-нибудь ограничивал? Нет, не ограничивал! Тебе во всем и всегда шли навстречу! А вот теперь я прошу тебя: уймись! Нет, приказываю, как твой непосредственный начальник. И в данной конкретной ситуации ты поступишь не по-своему, а так, как тебе говорят. А свои несгибаемые принципы спрячешь сама знаешь куда, понятно?!
Вот этого ему уже не следовало говорить! Горячая волна прокатилась по мне с головы до ног, на мгновение перед глазами все заволокло красной пеленой. Взять бы сейчас со стола хрустальный графин и опустить на багровую лысину этого трусливого хама. Чтобы осколки по всему кабинету…