— А почему ты так быстро согласился? — с недоверием спросил ученый.
— Не можешь предотвратить пакость — возглавь. А если серьезно, выбор был, Тай? Либо я пытаюсь выиграть время, а заодно и узнаю мир, и пробую «Апостолу» палки в колеса повставлять по возможности, либо подвергаю опасности тебя и себя. Я-то ладно. Но штатными гениями разбрасываться…
Тайвин только губы поджал, он тоже расклад понял отлично. И ему происходящее точно так же не нравилось, как и мне.
— И еще. Я не вижу тут ни одной камеры наблюдения. Я все обсмотрел, даже скрытых не нашел. Странно это, не находишь?
Тайвин хмыкнул.
— Тебе виднее, ты у нас оперативник. Может, прослушка какая есть, ты б конструктивных идей вслух не подавал. Но вообще да, странно.
— Кто б говорил, — отозвался я в глубокой задумчивости и замолчал.
Не хотелось мне Тайвину говорить о том, что он прав, и за видимой лихостью моего решения кроется нешуточная моральная задница, которую я потом буду в себе порядком времени разгребать.
Через пару дней плевания в потолок криминальные элементы соизволили обеспечить нас материалами для работы. Мне привезли несколько петабайт записей, сделанных, по-видимому, просто с ограждения жилого комплекса, или что тут у них. Мы поверхности Седьмого так и не увидели — посадочный модуль приземлился сразу к «кишке» прохода к внутренним помещениям. Тайвину сгрузили кучу ящиков с его драгоценной аппаратурой и пару коробок с какими-то пробирками. Эти он, радостно фыркнув, принялся разбирать в первую очередь.
Более или менее приведя выделенное нам для работы место в относительный порядок, мы оказались в неудобной неопределенности — вынужденная изоляция от мира давала о себе знать постепенным повышением раздражительности и желания активничать, а поскольку мы не понимали, следят за нами или нет, чувство тревоги все усиливалось, приводя к досадным перепалкам на пустом месте. И если я, просмотрев пару часов голограмм, начинал делать заметки и ходить из угла в угол, то Тайвин молча и сосредоточенно работал, и я прекрасно чувствовал, как мы начинаем друг друга бесить разными привычками и организацией работы. В конце концов на утро четвертого дня я не выдержал. Звякнула вроде бы случайно задетая пробирка, разлетаясь мелким крошевом о бетонный пол.
— Зачем ты мне результат опыта испортил, гамадрил кошкоглазый?
Я неопределенно пожал плечами. Ну разбил тару, да, криворук я с утра.
— Внимания твоего хочу. Надо что-то делать.
— И что? — Тайвин уныло смотрел на осколки пробирки и медленно испаряющуюся едким дымом лужицу белесой жидкости.
— Как это что, странные ты вопросы задаешь, — ядовито ответил я. — Что обычно делают люди, оказавшись в подобной ситуации? Сбежать, конечно.
Тайвин еще более уныло посмотрел на меня.
— А если нас сейчас подслушивают?
— Да на здоровье! — широким жестом великодушно разрешил я. — Сколько угодно! Тай, ну ежу понятно, что мы не будем сидеть на заднице ровно. И наши «работодатели», — я изобразил пальцами кавычки, — прекрасно об этом знают. Вопрос не в том, будем мы пытаться сбегать или нет, а когда и как.
Я подмигнул ученому, и тот с ленивой заинтересованностью протянул:
— А я-то думал хотя бы здесь спокойно поработать.
Вот язва какая!
— А ты хотя бы на минуту прекрати думать, идет?
Тайвин злобно на меня покосился. Запрети, мол, козе капусту, рискни здоровьем.
Я подавил вспышку раздражения, и терпеливо пояснил:
— Здесь творится что-то крайне необычное. Я пока не могу толком тебе объяснить, но все шансы у нас есть. И я настоятельно рекомендую тебе действительно прекратить внутренний диалог, и попробовать посмотреть и послушать.
— Как с девочкой?
Я сделал вопросительный домик бровями. Тайвин пояснил:
— Мы с Романом смотрели запись с регистратора. Я не понимаю, как вообще ты смог увидеть ее в траве. Там даже сенсодатчики при переориентации на нужный цвет почти ничего не дают.
— Наверное… — растерялся я. — Ты же не будешь мне сейчас дифирамбы петь, правда? Не время и не место.
Тайвин ехидно улыбнулся.