— То есть моя вылазка твоего мнения не изменила.
— Нет.
— Почему? Я же не подох, и следов наркотиков не было в крови.
— Зато в воздухе во флаере были. И вел ты себя на редкость неадекватно, даже для тебя.
Я попробовал зайти с другой стороны.
— А с Шестым как было? Мы уже на готовую базу прибыли, зачем нужна была вся эта масштабная программа подготовки, если и без нас обходились как-то?
Тайвин задумался, пощелкал пальцами и коротко пояснил:
— Было так же. Ну, почти так же. Несколько групп астродесантников посменно и круглосуточно отстреливали все движущееся, пока строители боялись и строили. А потом военным надоело терять людей, и десантуру отозвали за небольшим исключением, а мы не могли носа сунуть за забор. Помнишь, инфразвуком пользовались, и тот сбоил периодически, пока я нанопротекторный купол дорабатывал. Дронов было не напастись, они если автоматические — опасность не дифференцируют, а с управлением через визор — человек вовремя не реагирует. К тому же каждый дрон — это тонкая и дорогая техника. Люди — дешевле, эргономичнее и эффективнее.
Я посмотрел на него с некоторым удивлением, поражаясь его простодушной прямоте.
— Серьезно? То есть мы стали просто более дешевой заменой роботам и десантуре?
Тайвин обозначил на тонких губах улыбку.
— Нет. Ты вспомни, в первый же выход ты принес мне столько образцов, что за предыдущие три месяца ни один дрон не перетаскал. И при этом остался жив и невредим. А потом ваша — и наша, конечно — работа смогла позволить человеку на Шестом не просто выживать, а жить и процветать. Так что вы, дорогой мой, не замена техники или десанту, а полноправный флагман первопроходческой миссии.
— Так. То есть мы, получается…
— Первопроходцы.
— И что из этого следует?
— Что вы должны детально изучать миры.
— И почему не стали этого делать на Седьмом? И не говори мне про наркотики. Пленка твоя нанотехнологичная вполне способна, мне кажется, такое вещество отсечь. И даже просто тяжелая броня… Ладно, — я перестал мучить друга вопросами и выдал конечную мысль. — Не в психоактивных веществах тут дело, зуб даю. Не помешала же полная планета наркоты и наш запрет делягам из «Апостола» не только высадиться тут, но и понастроить всего по чуть-чуть. И снова большой вопрос, откуда у них координаты Седьмого. Но это оставим. Само строительство, это же не день и не два, и вроде никто в коме не валяется. Вот ты чувствуешь нарушения в работе сознания?
Тайвин прислушался к себе, чуть склонив голову набок, отчего стал похож на диковинную очкастую птицу.
— Вроде нет.
— А это значит, что либо у них отличная система фильтрации воздуха и свой гениальный чудик в очках, который нашел то, что не нашли твои гамадрилы, либо… Сам подумай: твоя разработка давно попала на черный рынок, и если именно ей тут пользуются, то и мы могли ею же воспользоваться. Но не стали. Почему? Если принцип фильтрации воздуха другой, и у них своя лаборатория и свои ученые — нафига было тебя вместе со мной похищать? Если ты не чувствуешь перебоев в работе мозга — и я, кстати, ничего такого не чувствую, то почему все вокруг ведут себя как идиоты?
— А действительно, — озадачился ученый. — Почему я сразу отказался от повторной высадки, можно же было на данные с проб воздуха фильтры ориентировать?
— А я говорил! — позлорадствовал я.
— Неубедительно, значит, говорил, — поморщился гений.
— И это мы были на орбите. С герметично запакованными пробами, которые ты изучал без соприкосновения с воздухом шаттла. Выборочно и через космос наркота не действует. И сон этот… Знаешь, что мне снилось? Моя жизнь. Коротенько так, но с акцентами на самых интересных местах. Значит, что более вероятно, мы имеем дело не с чем-то, а с кем-то. И этот кто-то, скорее всего, разумный, и может как-то воздействовать на наше восприятие. Но я совершенно не понимаю в чем его цель.
Тайвин посмотрел на меня долгим и странным взглядом. Я в ответ вопросительно уставился на него. Наконец, почти через минуту, он отмер:
— Знаешь, что. Будь на твоем месте кто-то другой, я бы только пальцем у виска покрутил. Или по лбу постучал, вдруг есть кто дома. Или поверил бы в версию с производными псилоцина. Но некое рациональное зерно в твоей примитивной пародии на декартову логику имеется.
Я немедленно обиделся.
— Не всем же быть гигантами мысли. Что есть, тем и думаю.
— Дорогой друг, гений тут — я. Смирись. — заявил Тайвин, поправив очки.
Я прыснул — ну вот и как на него обижаться?
Неделя детального изучения природы Седьмого доказала мне, что я не знаю о биологии и о мифологии примерно ничего. Эта планета не поддавалась ни воспетой моим очкастым другом декартовой логике, ни классическому научному рационализму, ни моему хитро вывернутому способу познания мира — через интуицию и любопытство, ни аналогии с мифами ацтеков, хотя на Шестом сравнение с греческим бестиарием прокатывало только так и здорово помогало Корпусу в работе. Я никак не мог выявить элементарных пищевых цепей, казалось, что вся система продуцентов, консументов и редуцентов попросту сошла с ума, потому что одни и те же твари, и все как одна — исключительно дикой расцветки — вели себя по-разному в разное время суток и в разных условиях.