Отчаявшись понять, кого может потреблять местная кровожадная теплокровная мошкара, в непомерных количествах населявшая здешние болота, я с досадой и легким оттенком паники наблюдал, как два роя зависают друг напротив друга, а потом идут стенка на стенку. Или второй рой улетает восвояси. Или внутри первого начинаются планомерные акты каннибализма. От чего это зависит? Где тут хоть намек на стройность миропорядка, к которой мы все привыкли?
Да что уж там. Я бы и не понял, что мошкара теплокровная, если бы Тайвину экземпляр в банке с дурно пахнущей жидкостью не принесли. Штатный гений подождал, пока охрана вместе с лаборантом, что насекомое принес, уберется из нашей просторной тюрьмы, и принялся шипеть отборные ругательства. Что раствор формалина для консервации образцов не применяют уже полвека как, что наверняка ткани уже потеряли эластичность, так что вскрыть и детально понять, с чем мы имеем дело, будет очень затруднительно, что лучше бы использовали спирт, он хотя бы менее пахуч и ядовит, что нечего из нанокибернетика делать затычку по всем направлениям, что он им, химик или ксенозолоог, что…
Мне быстро надоело, и я снова засел за обработку записей. Интересно, как они умудрились их заполучить, если нам не удалось дроны и до середины тропосферы довести? И я сильно сомневался, что на поверхности, с таким-то обилием жизненных форм, судьба техники была бы принципиально иной. От размышлений меня оторвал Тайвин, с хмурым видов сообщив:
— Ты когда-нибудь мог предположить, что насекомое может быть гомойотермным?
— Каким? — переспросил я. Термин показался мне смутно знакомым.
— Теплокровным. Смотри, — он развернул проекцию продольного среза тела животного. — Размер небольшой, три-пять сантиметров в длину, строение тела аналогично банальной мошке, но у нее развит мозг, сложная нервная система и разветвленная кровеносная. И ротовой аппарат колюще-сосущий. Ты представляешь, сколько одна-единственная мошка должна потреблять энергии, чтобы обеспечивать стабильный метаболизм и поддержание эндогенной температуры?
— Нет. Но теперь уже примерно да. А, так вот почему они сами себя жрут периодически, — понял я. — Не хватает калорий, иначе с голоду можно сдохнуть быстрее, чем найдешь, у кого крови насосаться.
— Чтобы выжить, она должна добывать себе еды по своему весу в сутки минимум, как землеройка или колибри, а чтобы нормально жить — в несколько раз больше. А ты видел хотя бы одно животное на записях крупнее собаки?
— Нет, не видел, — признал я. — А как так?
— Либо мы чего-то не знаем о здешней природе, либо ты прав. Кто-то водит нас всех за нос, — с недовольством произнес штатный гений.
Я не стал заострять внимание на своей потенциальной правоте — вопрос возможного присутствия иного разума меня интересовал намного больше. А иначе как объяснить все нестыковки?
К вечеру у меня от вороха мыслей и непрерывного просмотра записей разболелась голова, и тут же, по закону подлости (или Мерфи, кому как больше нравится), на нашем пороге возник Алан. Я сумрачно глянул на него и поинтересовался с порога, демонстративно не поздоровавшись:
— А как вы добыли записи?
Алан слегка пожал плечами, и у меня в душе вновь всколыхнулась старая неприязнь. Помнится, в прошлый наш с ним нелегкий опыт взаимодействий этот жест я в первую очередь в промышленнике и возненавидел.
— Очевидно, с помощью дронов? — без тени усмешки ответил он вопросом на вопрос.
Я едва зубами не заскрежетал: издевается, зараза невозмутимая.
— Вы не поняли. Когда Корпус совместно с Ассоциацией наук отправили слегка куснуть Седьмой за бочок, двухнедельного запаса дронов мы лишились… Напомните мне, Тайвин?
— За стандартных шесть дней по общемировому времени. За пять с половиной, если точнее, — немедленно отозвался ученый. Он приветствовать Алана не стал, но я приметил, как вокруг гения сгустилась напряженная нервозность. Хоть он и не рвался участвовать в разговоре, но работу бросил, прислушиваясь к нам.