Я в задумчивости почесался щекой о плечо.
— А, ну да. Точно. А ты уверен, что восстановят?
Штатный гений насмешливо фыркнул, отражая всю степень презрения к ревизору.
— То есть криминал тебя не волнует. Восстановят. Пережить без тебя пару недель или даже месяцев колония сможет, но ты еще ни одного из своих орлов до собственного уровня не дотянул, так что чем дольше тебя нет — тем хуже колонистам. И потом, представь, сколько в тебя средств вложено. В твое обучение, в твои ошибки и успехи, твои запросы и их реализацию. Тебя увольнять и муштровать нового руководителя с нуля банально невыгодно с экономической точки зрения. Кого, кстати, думаешь сделать своим идейным продолжателем?
Я опустил глаза и тихо признался:
— Вообще я думал, что это будет Макс. Но, как видишь, в людях я разбираюсь намного хуже, чем в гептаподах.
Улыбка вышла кривоватая и беспомощная: несмотря на то, что я храбрился, и отстранение от должности, и предательство без пяти минут заместительницы по-прежнему отдавались глухой болью в глубине души. Тайвин понимающе кивнул и продолжил на меня испытующе смотреть.
— Ну не сверли ты меня взглядом, боюсь я ошибиться. Пока думаю в сторону новенького, Мартина, он самый потенциально талантливый.
— Мартин, Мартин… А, это которого ты из десантуры подобрал?
Я утвердительно кивнул и продолжил:
— Ви тоже мне нравится, она упертая. Но ей надо сначала дать с Красным и делами сердечными разобраться, а потом уже про работу думать. Может, мы двух оперативников не приобретем, а лишимся, кто их знает. А из старичков… Может, Вик?
Тайвин с досадой покачал головой:
— Слишком он у тебя… творческий. Для такого рода личностей характерна духовная сумятица и эмоциональные качели, из него руководитель оперативного отдела, как из меня — гриб. А насчет Ви… тебя не смущает, что она может в любой момент уйти в декрет?
Я хихикнул.
— Тайвин — гриб! Почему гриб? Но я запомню, и не надейся. Будешь Мухоморчик, ты у нас личность яркая и ядовитая.
— Что первое в голову пришло. Я тебе уши оборву, только посмей на меня прозвища навешивать. И в нос дам.
Я немедленно восхитился.
— Так ты сам себя с грибом сравнил, я-то тут причем. А ты умеешь?
— А то, — снисходительно глянул на меня гений. — С двумя старшими сестрами, от которых младшего брата надо отбивать, пожил бы, и не такому бы научился.
— Ясно, — улыбнулся я. — Не хочешь быть Мухоморчиком, обзову Бледной поганкой. О, придумал! Желчный гриб! Да ладно, ладно, не шипи, не буду обзываться. А насчет декрета… В декрет может кто угодно уйти, сейчас бы в середине двадцать третьего века мам и пап по декретному признаку делить. Справимся.
— И все равно. — Перестав на меня злиться, Тайвин упорно гнул свою линию. — Вот тянет же тебя на всяких обиженных. Скорпикору прикормил, девочку у гептаподов изъял, астродесантников на пряник приманиваешь, сотрудника охранного агентства зачем-то суккубами совратил. А если не подойдут?
— Если не подойдут или откажутся — тогда Берц, — пожал плечами я. — Очевидно же. Я там письмо написал, попросил его пока на командование поставить, а там мы бы разобрались.
— Письмо? Письмо — это хорошо, может, у Андервуда что-то шевельнется в том месте, где совести положено расти. Берц будет против, — вздохнул гений. — Да, проблемка.
— Да почему вдруг? Я вообще считаю, что несправедливо занимаю его место.
Я и правда так считал, и по сию пору.
— Ты сам прекрасно знаешь, — мягко сказал Тайвин. — Роман — великолепный первопроходец, отличный боец и командир. Для военных. Но он не лидер для оперативников Корпуса. Со временем я думаю, он возглавит собственное военное подразделение, близкое к тебе, зачем такой талант на побегушках держать. Но он — не ты. И тобой не станет. Вернемся к нашим баранам, то есть, потенциальным работодателям.
— Угу. Вот ты говоришь, криминал меня не волнует. Волнует, конечно. Только я его представителей еще ни разу в жизни в глаза не видел, если не считать Алана и школьных торговцев легкой наркотой. И с Макс тоже… концов полиция так и не нашла никаких. Эх, аналитиков бы сюда, жаль, что я — не Ан, а ты — не Чингиз, — посетовал я, чувствуя глубокую признательность другу за теплые слова и веру в меня. Сам я так в себя не верил, как окружающие. — Но могу предположить, что потребовались мы оба по вполне прямому назначению — разведывать и изучать.
— Седьмой, — хором сказали мы и переглянулись. Такого поворота, признаться, мы точно не ожидали.
Небольшие перегрузки сменились мягким толчком и тишиной. Ремни с тела с тихим шелестом втянулись внутрь кресел обратно, а вот фиксаторы с конечностей, естественно, нет. Я склонился к подлокотнику и сладострастно почесал нос.