А всего-то автобусик катится себе от Завода литья и нормалей до конторы Белорусского Госпищепромторга…
Наконец, появился желтый «Икарус», с которым нам было по пути. Оказалось — не только нам, чуть ли не половина ожидающих на остановке товарищей ринулась на штурм чуда венгерского автопрома. Пришлось и нам втискиваться в его стремительно уменьшающееся нутро, да еще и помогать девочке лет одиннадцати-двенадцати втащить в салон не то виолончель, не то — контрабас в футляре. Толпа людей унесла нас ближе к центру, музыкальная школьница осталась на задней площадке.
Я отгородил при помощи своей спины и рук немного места, защищая Тасю от стесненных обстоятельствами пассажиров, оплатил проезд и спросил:
— А Аська с Васькой где сейчас?..
Таисия не успела ответить: кондуктор добралась до музыкальной девчушки с контрабасом.
— За инструмент тоже надо заплатить! — заявила тётя-билетёр.
— Но у меня денег хватает только до музыкальной школы и назад! — растерялась девочка. — У меня больше нет!
— Ничего не знаю! Правила для всех одинаковые! — какая-то очень принципиальная и бессердечная тётя попалась.
— Послушайте! — возмутился пожилой мужчина в красной шапке-петушке. — Отстаньте от ребенка! Что вы прицепились!
Защитник занимал сразу два сидения: на одном он расположился сам, на другом стояли яйца — несколько картонных лотков, один на другом, перевязанные бечевкой.
— А вы не встревайте! — отбрила мужика кондукторша. — А ты, милочка, или заплатишь — или выйдешь, определяйся, пока я до передней площадочки дойду и вернусь.
Девочку мне стало жалко, и я подумал было просто взять — и заплатить за нее, но тут автобус остановился, и львиная доля пассажиров вышла. В том числе — мужик с яйцами. Девочка с контрабасом сбледнула с лица, но сжала губы и, прижав к себе музыкальный инструмент, осталась стоять на задней площадке: вот что значит любовь к музыке.
А вместо мужика на то же самое сидение сел какой-то смуглый молодой парень, в точно таком же «петушке» — разве что в белую крапинку. Двери закрылись, кондукторша с самым решительным видом по полупустому салону направилась к девочке.
— Ты почему не вышла? Давай, плати за контрабас, или я сама его на следующей остановке выброшу, — вот ведь неугомонная!
Ну, не права же, со всех сторон! Нужно было вмешиваться, но парень в «петушке» успел первым:
— Отойдите от девочки, шо вы привязались!?
Кондукторша, не поворачиваясь к парню, но краем глаза фиксируя знакомую шапочку, рыкнула:
— Товарищ, если вы еще раз вмешаетесь, я вас заставлю платить за ваши яйца!
Тася фыркнула, народ в автобусе тоже откровенно потешался над ситуацией, а парниша в красном «петушке» не растерялся и выдал:
— Вы шо, таки хотите сказать, шо у меня яйца больше контрабаса?
Я не выдержал и заржал в голос. Кое-кто подхватил, и кондукторша, красная как рак, обернулась и, осознав свою оплошность, ринулась прочь по салону автобуса. Нашарив в кармане пятак, я сунул его в руку этой принципиальной работнице общественного транспорта:
— Вот, за контрабас. Мир, дружба, музыка!
— Что вы мне суете деньги-то, не надо мне ничего! — вспыхнула еще сильней она. — Пускай едет!
И спряталась где-то на передней площадке, делая вид, что пересчитывает мелочь.
Отсмеявшись, Тася проговорила:
— Почему это всё время происходит вокруг тебя? Когда я одна еду в автобусе — то я просто еду! А тут — хоть юморески в газету пиши…
Я пожал плечами. Подобное притягивается к подобному? В любом случае — жить так гораздо интереснее, чем просто ездить в автобусе, просто ходить по городу и просто просиживать задницу на кресле в кабинете…
Мы вышли из автобуса в приподнятом настроении, держались за руки, Тася напевала и слегка пританцовывала, я пинал носками ботинок неубранные дворниками каштаны. Ребячество? Ну да, я так один раз в Дубровице от редакции до дома каштанчик допинал, труднее всего с ним было справиться на пешеходных переходах и высоких бордюрах. Но главное — старание!
После долгих дней, проведенных в больнице, всё мне казалось прекрасным: и желто-красные листики, и лужи, и пешеходы, которые просто молча идут по своим делам и не поют про русскую шляпу и индийскую душу… В общем — жизнь была хороша! С серых небес начал накрапывать дождик, и мы ускорились — зонтика у нас не было, да и вообще — это только в книжках под дождем гулять романтично! Ну, может быть — летом, в плюс тридцать, когда на ногах — сандалии, а в руках — зонтик, романтику в этом мероприятии найти и можно, пусть и с трудом. Но сейчас… Сейчас мы побежали домой, мечтая поскорее оказаться хотя бы под козырьком подъезда.