Закон МКАД

Данила взял в руку небольшую деревянную кружку, поднялся с лавки. Следом за ним встали со своих мест дружинники. В трактире как-то разом повисла мертвая тишина.

– За тех, кто не с нами, – коротко сказал Данила.

– За тех, кто лег навечно под кремлевскими стенами, – эхом отозвался Степан.

– За наших товарищей, – в один голос негромко произнесли остальные.

Тяжелый ритуал дружины… Слишком часто в последнее время приходилось произносить им эти слова. Слишком часто…

Выпили не чокаясь. Сели. Помолчали минуту. Всё. Исполнено как положено. Теперь время тризны. Хорошо, что девчонка на сцене с инструментом, может, сыграет что сообразно моменту.

Данила подозвал пацаненка-приемыша, сироту, которого приютил Барма. Дал берестяное колечко.

– Это тебе, – сказал он. И протянул еще одно. – А это отнеси той, что на стуле сидит. Пусть споет что-нибудь… – Он неопределенно покрутил пальцами в воздухе и, найдя слово, добавил: – Душевное.

Пацан кивнул, сбегал к сцене. Протянул девушке деньгу, сказал что-то. Та хмыкнула, покачала головой так, что мотнулась из стороны в сторону грива тяжелых волос, сказала тихо, но Данила услышал:

– Оставь себе. Так спою. За поминальные песни денег не берут.

Провела рукой по струнам и запела. Голос певицы был приятным, но в то же время в нем чувствовалась спокойная уверенность бывалого воина, не понаслышке знающего, что такое боль и смерть:

      Ой, ты, коршун, надо мной не кружи, Песню смерти мне напрасно не пой – Ветер буйный, милый друг, укажи Добру молодцу дорогу домой.
      Ох, не ждали мы беды до поры, Но нежданная приходит беда… Налетела из-за черной горы Ненасытных тварей злая орда.

Данила знал эту песню. Говорят, ее сложили еще до Последней войны. А еще говорят, что последняя строчка второго куплета менялась неоднократно. Враги-то были разные. А песня – одна на всех. И горе тоже одно на всех. Полной мерой, во все времена…

      А мой милый ускакал далеко На горячем беспокойном коне, И не знает он, что льется рекой Кровь горячая в родной стороне.
      Где лежит твой путь, мой друг дорогой, Где твоя непобедимая рать?.. Лишь успел бы буйный ветер степной Эту песню для тебя передать…

Диковинный инструмент давно замолчал вместе со своей хозяйкой, окончившей песню. А дружинникам все еще слышался свист стрел, лязг мечей об усиленные железом дубины нео и голос девушки, шепчущей ветру о своей беде.

– Не вернется ее парень, – громко вздохнул Тимоха. – Далеко, поди, забрался. Убили, небось, его нео, вместе с ратью вырезали.

Данила перехватил взгляд певицы – словно две молнии цвета неба прилетели со сцены. Тимоха, понятное дело, имел в виду героиню песни. Но, видать, слова дружинника задели в девушке что-то глубоко личное.

Тимохе-то все по барабану, не видит ничего. Упер подбородок в кулак, в одну точку уставился, кручинится под впечатлением песни. Да только, похоже, песен сегодня больше не будет. Девушка порывисто встала со стула, подхватила свой инструмент, собираясь уйти…

Данилу опередил Степан. Старый воин – мудрый воин, причем не только в войне, но и в делах житейских. И со слабым полом у него опыту сильно больше. Данила-то в этих вопросах, положа руку на сердце, недалеко от Тимохи ушел. И старше он всего-то на два года.

– Не уходи, красавица!

Голос дружинника был громким, чистым. Не зря он в десятниках ходил. Таким, наверно, мог быть голос Царь-пушки, вздумай она заговорить. Не захочешь – остановишься.

Девушка невольно обернулась.

– Поминальная песня была чудо как хороша, – продолжал Степан, для солидности поднявшись с лавки и степенно оправляя рукой усы. – Души погибших будут довольны. Уважь теперь живых, спой былину какую-нибудь, коли не спешишь сильно.

Девушка явно колебалась.

– Не откажи, сделай милость, – добавил Степан голосом, в котором мед искусно смешался со сталью, да так, что стали и незаметно – словно меч в бочке сладости утопили. Хоть и не видать его, а он есть. Как такому противиться?

Кивнула красавица и вновь уселась на стул. Провела рукой по струнам, словно погладила. Инструмент промурлыкал что-то невнятное, словно домашняя кысь. Данила наморщил лоб. Как же называлась в старину такая округлая балалайка? Гитарна, что ли? На картинке древней видал такое – сидят мужики у костра, автоматы на коленях держат, а у одного такая вот гитарна в руках. А вокруг деревья мертвые, развалины, скелет мута какого-то неподалеку валяется. Видать, уже после Последней войны ту картинку рисовали…