Теперь она вновь была насекомым. Но уже не лёгкой и воздушной бабочкой, а толстой и тяжёлой гусеницей. С трудом ползла по ветке, которая гнулась под тяжестью сытого тела. Огненный цветок был хорошо виден внизу. Не стоило лезть на самый край ветки – она может сломаться. И тогда неминуемо падение в огненную пасть красного растения. Но какая-то внутренняя неведомая сила заставляла Олесю ползти вперёд и вперёд. Что это хрустнуло за спиной? Хр-р-русть! А-а-а!!! У гусениц точно нет крыльев? Жаль…
***
Вазген Анатольевич Шония за последние два дня сильно постарел. Как говорят, сдал. На работе всё шло спокойно, без особых происшествий, если не учитывать того факта, что двое его подчинённых были убиты в Варваровке, а третий скончался в ожоговом центре в Дубках. Один до сих пор находился в реанимации. А пятого Вазген прятал в квартире, которая была куплена им много лет назад для непредвиденных ситуаций.
Звонок Сурка отдельным штрихом дополнил картину последних дней. Люди Вазгена уже везли Макаронову в Одессу. Там, на старой даче в Золотых Ключах, девушку подержат пять-шесть дней. Дождутся парома Одесса-Стамбул, оформят загранпаспорт. В столице Турции клиентку примет Селим – добрый приятель Вазгена, владелец сети лицензированных борделей.
Олеся вела себя спокойно. Ехала молча и спала. Один раз только попросилась выйти по малой нужде в Коблево. Без всяких происшествий её доставили на место. Всё тип-топ. Устаканивается понемногу.
Теперь его беспокоил только Мамут. Управляющий ни разу не встретился с ним за эти дни, не вызывал, не звонил. Такого раньше никогда не было. Сам Шония не хотел торопить ситуацию и не проявлялсо своей стороны никакой инициативы. Начальник службы безопасности позвоночником чувствовал: от банкира следует ожидать неприятностей. И притом в ближайшее время.
***
- Одни проблемы от тебя, Макаронова… - Толстая директриса отложила в сторону личное дело. – Ты магнит, который притягивает неприятности. Понимаешь, с тобой неспокойно, поэтому все стараются от тебя держаться подальше. Я, по долгу своих обязанностей, не имею права дистанцироваться, хотя мне хочется это сделать. Но мне нужно заставить Олесю Сергеевну Макаронову учиться, чтобы она получила, в конце концов, аттестат об образовании и ушла из интерната во взрослую жизнь. А уж там ты можешь бежать куда угодно, спать с кем хочешь, общаться с кем угодно. А здесь, будь добра, веди себя согласно правилам поведения в интернате. Ещё один побег – и я передаю документы в комиссию. Пусть тебя переводят в спецшколу для малолетних преступников.
Олеся Макаронова открыла глаза и увидела некрашеный дощатый потолок. Она перевела взгляд на окно и застонала. Голова была налита чугуном, во рту было гадко, хотелось пить. Зачем я вчера нажралась, дура? Её чуть не стошнило на пол прямо возле раскладушки. Она забралась обратно под тёплое одеяло. Подтянула колени к груди. Охватила ноги непослушными руками.
За стеной кто-то разговаривал. Олеся поморщилась и напрягла слух.
- Нет, сейчас это уже не уровень. Раньше тут гостили уважаемые люди: и цеховики, и менты строптивые, и старпомы с иностранных пароходов. А сейчас кто? Вот босявку бухую привезли. Мельчаем, Сэмэн!
- Пить дайте, – прохрипела Олеся.
Её услышали за стеной.
- Опа. Как вы чувствуете после вчера, мадам? – в комнату вошёл смешной мужичок невысокого роста. Девушка припала к литровой бутылке газированного «Куяльника».
- Где я?
- На курорте. Головка болит?
Олеся кивнула.
- Будем лечить или сразу гильотину заказывать?
Мужичок принёс бутылку водки, вытащил гранёный стакан и налил на три пальца.
- Пей. Нет, постой, закусить нужно, - вынул из кармана яблоко и потер о грязный свитер.
Девушка выпила и не почувствовала водки.
- Как зовут? – Мужик в свитере достал из кармана ещё одно яблоко и громко откусил.
- Олеся.
- Вот и прекрасно, Олеся. Меня можешь звать дядя Жора, а там ещё есть дядя Игорь. Он на горшок сейчас откомандировался. Извините за интимную подробность...
Через полчаса Олесю вывели на экскурсию. Дачный участок был огорожен высоким кирпичным забором, ряды виноградника ползли на холм, где достигали верхушек плодовых деревьев. Дорожки вымощены древним гранитным булыжником. Высокие железные ворота обрамлялись старинной известняковой аркой с облупившейся штукатуркой.
Одноэтажный приземистый дом из старого красного кирпича стоял на каменном цоколе с маленькими окнами, наполовину утопленными в глубокие приямки. Центр двора занимал выбеленный сухой фонтан с разрушенной гипсовой скульптурой. Совсем близко штормило зимнее море.