— И все-таки? — Селлинор остановился напротив министра, пристально взглянул в его темные глаза.
Каннеус равнодушно пожал плечами.
— Не беспокойтесь, милорд. Даже если произойдет чудо — я подчеркиваю, именно чудо — и принц объявится в Дэйлороне, вам ничего не грозит. Обряд коронации состоялся, вы — единственный и законный монарх дэйлор. Мальчишка сможет претендовать на престол только в том случае, если вы умрете… простите, милорд, что я говорю это… если вы умрете, не огласив имени наследника. К слову, принцу еще придется доказывать свою принадлежность к Дому д'Амес.
— Значит, он может вернуться и будет жить в замке Дома д'Амес, — уточнил Селлинор, — и не сможет претендовать на престол?
— Именно, милорд. Пока вы живы… Так что нет повода для беспокойства. Никакого. И еще, милорд…
— Да?
— Уже год прошел после гибели вашей дочери. Вы до сих пор носите траурную повязку. Я понимаю, что горе отца бесконечно, и все же монарх должен проявить силу духа. Прошу вас, прислушайтесь к моим словам.
Король нахмурился.
— Это не твоего ума дело, Каннеус. Тебе не понять моей скорби.
Министр коротко поклонился.
— Совет ждет вас, милорд.
— Иди, Каннеус. Я… должен собраться с мыслями. А Совет подождет своего короля.
Дэйлор чуть приподнял брови, но ничего не сказал. Молча вышел из кабинета и неслышно притворил за собой дверь, оставив короля в одиночестве.
Селлинор поглядел на зеркальную гладь озера.
— Почему ты молчишь? Почему?!! Уж тебе-то должно быть все равно, кому петь. Или нет?
Поющее озеро молчало. Тихо шелестели вековые ели, подступившие к самой кромке воды, и молочно-белые руки тумана нежно обнимали шершавые стволы.
Селлинор прикоснулся к траурной повязке, которую носил не снимая. Каннеус, сам того не подозревая, повернул стилет в незаживающей ране: память, помимо воли короля, уносила его прочь из дворца, в то время, когда…
Служанка, которая должна была сопровождать Нивиллу через порталы, билась в истерике.
— Господин… господин… пощадите! Не моя вина… Клянусь сердцем Дэйлорона!
Он, не размахиваясь, отвесил ей одну пощечину. За ней — другую. Этого оказалось достаточно, чтобы дэйлор затихла, но взгляд ее по-прежнему оставался бессмысленным.
— Говори, что произошло. Говори!
— Госпожа… Что-то случилось с порталом… мой повелитель… Я не знаю, клянусь! Мы вошли в него вместе, держась за руки… Но потом… На середине пути… Я поняла, что осталась одна!.. Госпожа… Она исчезла!
— И ты ничего не заметила странного?
Девушка судорожно всхлипнула и покачала головой.
Селлинор смотрел на озеро, на черное зеркало, в котором медленно плыли две бледные луны. Год уже прошел, а это все еще перед глазами…
Затем, передернув плечами и поправив траурную повязку на рукаве, король поспешил на Совет, где его дожидались министры.
…Как же хочется пить! Тело высохло, как стебель травы под палящим солнцем, язык распух и почти царапает небо… Глаза застилает багровый туман, сквозь который ничего не разглядеть. Хотя бы каплю воды!
К губам прикасается что-то холодное и твердое.
И вода — невообразимо вкусная вода — щедро льется в рот.
…Багровый туман рассеивается. Над головой — потолок из тесно уложенных веток. Попытка повернуть голову отзывается жгучей болью во всем теле. Жажда притаилась где-то рядом, но не спешит возвращаться. Ждет…
…Звук шагов — мягких и легких. Хочется повернуться и посмотреть на того, кто вырвал ее из цепких лап смерти. Но тело пока не слушается; каждое движение как пытка.
Скрипя зубами, Миральда все-таки поворачивает голову — от боли перед глазами снова начинает собираться багровая муть.
— Тебе не стоит сейчас двигаться.
Мягкий, шелестящий голос с едва различимой певучей интонацией.
Туман перед глазами медленно рассеивается; теперь можно разглядеть плетенные из прутьев стены, грубо сколоченный стол из темных от старости и сырости досок… И обладательницу мягкого голоса.
Все внутри сжимается, стягивается в узел — болотная ночница без тени улыбки смотрит на распростертую ведьму. В ее тонких руках — обыкновенная глиняная плошка, над которой поднимаются колечки пара.
— Ты должна была меня убить, — прошептала Миральда, — я убила твою сестру.
— Я знаю.
На бледных губах появилось некое подобие улыбки.
— Я знаю, — задумчиво повторила ночница, — но ты потеряла своих сестер. Судьба нас рассудила — и теперь мы квиты.
— Что ты со мной собираешься делать? — Миральда напряженно вглядывалась в наполненные клубящейся тьмой глаза. — Зачем ты притащила меня сюда?
— Ты станешь моей сестрой.
— Никогда! — Миральда дернулась, попыталась приподняться — бесполезно. Проклятое, ослабевшее тело.
Ночница пожала плечами.
— Я могла бы сделать тебя своей сестрой еще тогда, когда ты была без сознания. Но, как видишь, я поступаю честно. Ты станешь ночницей только тогда, когда сама этого захочешь.
Ведьма закрыла глаза. Быть может, она сошла с ума и все происходящее — тяжкий бред? Болотная ночница, сохранившая ей жизнь, чтобы сделать своей вечной подругой…
— Мы сестры печали, — негромко промолвила нелюдь, — ты сможешь стать одной из нас. Но если не захочешь, я не буду тебя удерживать здесь.
— Глупо даже думать, что я соглашусь, — выдохнула Миральда, — лучше бы ты меня убила.
Ночница улыбнулась, в блестящих глазах мелькнуло странное выражение затаенной печали.
— Но разве ты уже не сделала первый шаг к этому, ведьма? Когда сожгла деревню вместе с ее жителями?
Миральда вздохнула. Нет смысла спорить с болотной ночницей, в коей живет темная мудрость этого мира. А потом воспоминания нахлынули бешеным потоком, грозя смыть, унести в бушующее безумие.
…Огненный хлыст, напитанный породившей его яростью, с шипением опустился на крайний дом, мгновенно обратив его в кучу обугленных головешек. Поднялся — и опустился. Снова и снова, пожирая избы одну за другой, а заодно и тех, кто находился внутри. Сквозь дикое завывание ветра Миральда услышала вопли, мольбы о спасении… В крике разрывался ребенок… На миг ей померещилось, что она слышит тонкий голосок Шенти, но огненная смерть вновь ринулась с неба на землю — и спасенная некогда от болотной ночницы девушка замолчала. А багровый хлыст все рос и рос, становился толще, будто пил души гибнущих людей. В последний миг до того, как сознание покинуло ведьму, на дымящиеся головешки сверху обрушился гигантский молот, вколачивая пепелище в землю…
Она, ведьма, призванная небом защищать людей от народа Зла, обагрила свои руки кровью. И не смыть ее до конца жизни…
— Между прочим, это было весьма и весьма недурственно, — прошелестела над ухом ночница, — я почувствовала отражение… Кто бы мог подумать, что обычная ведьма окажется способной на такое? В твоих руках немалая Сила… Став ночницей, ты не только не растеряешь ее, но обретешь способность черпать магию отовсюду, а не только из вещей. И сможешь мстить дальше за своих сестер…
Миральда усмехнулась. Просипела:
— Мне нечего противопоставить твоим доводам, и ты это знаешь. Но все же — нет.
— Как скажешь. — Ночница осторожно подсунула ладонь под затылок и приподняла голову Миральды. — Меня зовут Кларисс. А тебя, полагаю, Миральда?
Кромка плошки коснулась губ, в ноздри ударил острый, с кислинкой, запах неизвестных трав.
— Что это?
— Пей, не бойся. Ты переступила свой порог магии, тогда, ночью… А за все надо платить.
Миральда осторожно потянула горячий отвар — на вкус просто гадость.
— Пей, — повторила Кларисс, — так ты быстрее поднимешься. Голоса, правда, боюсь, ты лишилась навсегда.
И тут Миральда наконец решилась задать вопрос, который мучил ее с того момента, как она обрела способность здраво мыслить.