— Что ты сделала с личинкой?
— Ничего. Я не ем маленьких дэйлор. Я принесла его сюда, и на следующий день он окуклился. Теперь под навесом лежит здоровенный серый кокон, оттуда доносятся скребущие звуки и тонкий писк. Думаю, скоро у нас вылупится молодой дэйлор. Странно только, что родители бросили его — родственники-дэйлор могут обмениваться мыслями, и мать всегда слышит своих детей. Да и отец тоже… Похоже на то, что малыш — сирота.
Миральда молча проглотила отвар, и ночница так же осторожно уложила ее голову обратно.
— Странные вы, люди, создания, — пробормотала Кларисс, — твои соплеменники разрушили все, что было твоим счастьем. Что тебя удерживает среди них?
— Не знаю.
Ночница только покачала головой.
— Это глупо. Пытаться быть тем, кем уже никогда не станешь.
И молча вышла, аккуратно притворив за собой плетеную дверь.
Миральда проводила ее взглядом. В чем-то нелюдь была права. Разве сможет она, ведьма, забыть о том, что люди сделали с ее сестрами, и о том, что сделала с теми людьми она? Быть может, теперь и в самом деле у нее осталась одна дорога? Стать сестрой печали?
Плетеные стены расплылись бесформенными пятнами, горячие капли медленно потекли, смазываясь, к вискам. Вытереть бы слезы, но нет сил. Совсем. Руки — словно набитые шерстью кули…
Когда ночница Кларисс обмолвилась о пороге, Миральда ничуть не удивилась. И для загадочных магов Закрытого города, и для обычных ведьм и охотников за нелюдью существует грань, отделяющая доступную мощь от запредельной, непосильной. В ту ночь, обезумев от горя, она шагнула далеко за пределы своих обычных возможностей — и вот расплата.
Чуть слышно скрипнула дверь; от мысли, что нелюдь застанет ее плачущей, кровь прилила к лицу. Но руки по-прежнему двумя кулями лежали вдоль тела. Изо всех сил сдерживая рыдания, Миральда отвернулась к стенке и вдруг ощутила прикосновение мягкой тряпицы к щекам.
— Успокойся, — твердо сказала Кларисс, — тебе тяжело, но это проходит… все проходит. Тебе надо поесть, чтобы силы возвращались быстрее.
— Вареного младенца? — просипела Миральда, безуспешно пытаясь улыбнуться. — Спасибо, но я не ем человечину.
— Всего лишь похлебку из болотных трав. И ржаную лепешку.
— А откуда у тебя ржаная лепешка?
Кларисс усмехнулась; черные глаза подозрительно блеснули.
— Не забывай, кто я. Если мне нужен хлеб — я всегда найду, где его взять. Хоть из дорожной сумки погибшего странника. Вижу, ты побледнела? Не беспокойся. Эту лепешку я честным образом украла. Просто украла, ни кого не убив.
…Миральда ела с ложки пустую похлебку, остро пахнущую болотным кареусом, жевала черствую лепешку и старалась не смотреть в глаза своей добровольной сиделке. Хотелось спросить: «Зачем ты это делаешь? Неужели надеешься сделать из меня такую же нелюдь, как и ты?» Но при виде бледного, сосредоточенного лица ночницы язык прилипал к гортани, и вопрос так и оставался незаданным.
Позже Кларисс посидела немного рядом молча, размышляя о чем-то своем. А Миральда, старательно прикидываясь спящей, из-под ресниц разглядывала ее лицо — красивое, без малейшего изъяна. Таких лиц не бывает у людей. И, не удержавшись, все-таки спросила:
— Кларисс… Ты помнишь, кем была до перерождения?
Черные ресницы резко взмыли вверх, тьма, наполнявшая и зрачки, и склеру, словно взорвалась, забурлила.
— Разумеется, помню. Если тебе так интересно, я не была человеком. Я была дэйлор.
Так вот откуда эти иссиня-черные волосы, эти тонкие, совершенные черты…
— Я была дочерью одного из глав правящих Домов, — тихо продолжила Кларисс, — эта было так давно… уже две сотни лет минуло с тех пор, как моим домом стало болото. Но сестра, которая дала мне новую жизнь, сделала это… не спрашивая моего согласия. И я никогда не поступлю так, как она.
— Она… — Миральда закашлялась в попытке извлечь из порванных связок хоть какие-нибудь звуки, — она еще жива? Та, что сделала тебя ночницей?
Кларисс покачала головой:
— Нет. Мы жили тогда в Кайэрских топях, и нас поймали люди. Ее убили сразу, меня… Оставили в живых. И я отправилась бы вслед за сестрой, если бы не одна девушка.
— И эта девушка тоже стала ночницей? — прошептала ведьма, холодея.
Кларисс кивнула.
— Да, моя сестра… Ее убили три ведьмы, недавно появившиеся в здешних местах.
По прошествии нескольких дней Миральда смогла самостоятельно подняться с кровати и выйти из плетеного дома болотной ночницы.
Как и предполагала ведьма, хижина стояла на небольшом возвышении, посреди гнилых топей; кости, часть из которых принадлежала детям, были раскиданы по островку, белели среди изумрудной травы. Запах гнили и разложения, по неизвестной причине незаметный внутри дома, здесь был весьма ощутимым.
Стараясь не наступать на кости, Миральда обошла хижину и остановилась у кривого навеса. Там, на траве, лежал продолговатый кокон серой паутины, формой своей отдаленно напоминающий спящего на спине человека с руками, сложенными на груди. Ведьма осторожно прикоснулась к мягкой поверхности — и тут же отдернула руку: кокон оказался довольно горячим.
— Каким же ты будешь, маленький дэйлор? — невольно пробормотала она.
— Ну уж маленьким он точно не будет, — раздался голос Кларисс, — вы, люди, совсем не знаете дэйлор. У дэйлор нет детей — только личинки. А из кокона вы ходят взрослые, вполне способные к самостоятельной жизни особи.
Миральда оглянулась и ощутила, как зашевелились на голове волосы: ночница стояла, непринужденно облокотясь о плетеную стену, и неторопливо ела сырое сердце, кусая его, как яблоко, время от времени брызгая темной кровью.
— Зачем ты это делаешь? — выдохнула ведьма. — Зачем ты убиваешь?
Кларисс пожала плечами. Неспешно дожевав сердце, вытерла руки о тряпку.
— Странный вопрос, Миральда. Я делаю это потому, что не могу иначе. Такова природа болотных ночниц, и с этим ничего не поделаешь. Даже если бы я очень захотела что-то изменить… Но все дело в том, что я не хочу. Я такая, какая есть. К слову, разве люди не убивают? Не ради еды, но ради прихоти. Разве не убили они твоих сестер? И разве ты не покончила с целой деревней?
— Я никогда не стану такой, как ты, — только и смогла прошептать ведьма.
— Посмотрим. Я могу ждать очень долго и, наверное, дождусь.
Миральда посмотрела на кокон.
— Если ты была дэйлор, можешь сказать, когда он… родится?
— Думаю, в начале лета. Это будет большой, сильный мужчина. Скорее всего, воин — маги куда как мельче. Да и мало их рождалось за последние двести лет.
— Я хочу его увидеть, — вздохнула Миральда, — невзирая ни на что…
— Увидишь, — ночница улыбнулась, — здесь ты в полной безопасности.
Помолчав, она окинула Миральду пронизывающим взглядом. И добавила:
— Марес, староста вашей деревни, остался жив. Он и еще несколько мужиков — оказывается, они, как и подобает храбрецам, не решились ночевать тогда дома и прятались по кустам в пролеске. И еще… Твои волосы, Миральда…
— Они поседели, — выдохнула ведьма, — я знаю. Они поседели еще в ту ночь. Но разве это так важно?
Ночница пожала плечами.
— Что ж, я рада, что ты не придаешь большого значения таким вещам. Но ты ничего не сказала о том, что будешь делать со старостой.
Миральда вздохнула. Староста Марес… Если бы он захотел, все были бы живы. Но страх и ненависть в его душе оказались сильнее.
— Разве ты не хочешь его убить? — прошелестела ночница, приближаясь. — Разве он может жить дальше, когда все не столь виновные погибли?
— Страх за собственную шкуру будет для него лучшим наказанием, — глядя на кокон, пробормотала Миральда, — он будет жить в страхе, шарахаясь от собственной тени. Зная, что жива ведьма, которая хочет его убить.
…Прошел еще один день. Затем еще один. И еще.
Миральда по-прежнему жила в хижине на болоте вместе с болотной ночницей — существом, наводящим ужас не только на простых крестьян, но и на родовитых магов. Помаленьку Кларисс показала ведьме тайные тропы, ведущие за пределы болота, к твердой земле — и Миральда начала выходить в лее. Хотя бы для того, чтобы собрать ингредиенты для своих заклинаний взамен утраченных. Потом Кларисс принесла ей откуда-то одежду — не очень новую, но добротную куртку, рубаху и штаны. Миральда не стала спрашивать, откуда вещи, молча выстирала их и надевала вместо платья, отправляясь в свои походы.